Выбрать главу

Ответа он не дождался; Дельфина Фаржо, спокойно игравшая с большой фаянсовой куклой, вздумала переодеть ее и случайно уронила: кукла ударилась об угол дивана, голова ее разлетелась вдребезги.

Безудержное отчаяние охватило Дельфину.

Она безутешно зарыдала, приговаривая сквозь слезы:

— Куколка… куколка… бедная моя куколка…

Позабыв о Жюве, старая Фелисите кинулась к Дельфине и принялась утешать ее, уговаривая не думать о том, что случилось.

— Не надо плакать, Дельфина, сейчас мы пойдем и купим другую, еще красивее: она будет закрывать глаза, когда ты станешь ее укладывать, будет говорить: «папа, мама».

— Правда? — тотчас перестав плакать, спросила Дельфина. — Она правда будет говорить: папа, мама?

— Обещаю тебе, — сказала Фелисите, — только перестань плакать.

Дельфина перестала плакать, забила в ладоши, и опять зазвенел колокольчиком ее детский голос — голос, обманувший Жюва:

В лесу нам больше не гулять, Деревья все срубили…

Слушая Дельфину, Жюв вздрогнул. Чья-то рука коснулась его плеча и, обернувшись, он очутился лицом к лицу с профессором Дро.

Поль Дро, только что неслышно вошедший в комнату, был сильно бледен.

— Сударь, — глухо вымолвил он, — что все это значит?

Сыщик не растерялся:

— Господин профессор, я готов все объяснить вам, но разговаривать мы должны с глазу на глаз.

Поль Дро молча указал на дверь и провел Жюва в соседнюю комнату — небольшую гостиницу, в которой стены были затянуты тканью, портьеры задрапированы.

Как только мужчины остались наедине, Поль Дро рухнул в кресло и обратился к Жюву:

— Сударь, вы поступили нескромно, непорядочно — вы силой вырвали тайну всей моей жизни. Вы позволили себе непрошенным ворваться в дом и обнаружили там беззащитное существо, которое я хотел скрыть от посторонних глаз… Вы поступили дурно, зачем вы это сделали?

Что отрицать — упрек был справедлив, но Жюву до смерти не хотелось объяснить хирургу, каким образом он раскрыл его тайну.

Жюз стал следить за Полем Дро, потому что несколько раз ему довелось слышать, как за дверью этой квартиры звонко щебетал ребенок — на самом деле то была Дельфина Фаржо; знаменитый сыщик ошибся, он подумал: это и есть пропавший Юбер, которого профессор держит в заточении.

Жюв вынужден был признать свою оплошность и снять с профессора чудовищное обвинение. Случилось досадное совпадение — Поль Дро и не думал прятать ребенка своей жены, а детские голосок, который неоднократно слышал Жюв, был голосом Дельфины Фаржо!

Жюв легко вывернулся из неприятной ситуации и, ничего не объясняя профессору, попытался еще кое-что у него выведать:

— Извините меня за нескромность, господин профессор. Что поделаешь — профессиональный долг… Некогда я знавал Дельфину Фаржо и живо интересовался ее судьбой; известны вам трагические обстоятельства ее жизни?

— Очень плохо, — признался хирург.

— В самом деле? — удивился Жюв. — А как вы с ней познакомились?

Поль Дро с вызовом посмотрел на Жюва.

— Это вас не касается, — резко сказал он и тут же пожалел о своих словах. — Ладно, господин Жюв, — устало махнул он рукой, — в общем-то я вам доверяю… Расскажу лучше все, как было.

Целых два часа, не прерываясь, рассказывал Поль Дро необычайную историю своих взаимоотношений с Дель-финой Фаржо.

Года четыре назад врач впервые увидел бедняжку Дельфину в больнице Сальпетриер, где ее не столько лечили, сколько содержали, ибо считали неизлечимой. Яркая красота Дельфины Фаржо потрясла и взволновала профессора, она инстинктивно влекла его, ни к одной больной не проявлял он столько сочувствия и интереса.

Ему удалось кое-что разузнать о том, как попала Дельфина в психиатрическую больницу, причины ее безумия позволяли надеяться на благоприятный исход. Слабоумие Дельфины было результатом необычайно сильного переживания, и Поль Дро не терял надежды на ее выздоровление.

— Безумие, явившееся следствием эмоционального шока, — рассуждал он, — всегда излечимо; достаточно обеспечить надлежащий уход, подобрать правильное лечение, и больной может выздороветь.

Поль Дро пустился объяснять технические тонкости и изложил Жюву столь необычный план лечения, что сыщик испугался, уж не спятил ли и сам профессор.

О Дельфине Поль Дро говорил с воодушевлением.

— Поймите же, наконец, — сказал он, — я влюблен в нее, люблю ее и сердцем, и разумом, только о ней я и думаю, без Дельфины не видать мне счастья, не знать любви. Вообразите теперь, какие муки терзают меня при мысли, что эта красавица, заполонившая всю мою душу, рассуждает, как маленький ребенок!.. В чем причина? Я долго искал ее без всякой надежды на успех; мне удалось установить медицинскую подоплеку безумия Дельфины Фаржо.