— Я знаю, у тебя был план, когда ты ехала сюда, — сказал он. — У тебя возникли идеи, как все лучше организовать. Кстати, что ты хочешь получить в итоге? Чем я могу существенно помочь тебе?
С того момента, как она начала говорить, объясняя все по порядку, он не перебил ее ни разу, лишь внимательно слушал. А когда Дейзи закончила, кивнул.
— Хорошо, я все понял, — сказал он, ставя точку в этом тяжелом разговоре.
Йост никогда не приходил к Эйзе, не предупредив ее заранее. И уж совсем редко появлялся в ее доме в такую рань. Но если баронесса и удивилась его визиту, то никак не показала этого.
— Привет, милый! — проворковала она, когда горничная провела его в столовую.
— Доброе утро, дорогая, — ответил он, целуя ее в обе щеки. — Как твоя ушибленная голова?
— Все прошло, — улыбнулась Эйзе. — Теперь все в порядке.
Он внимательно смотрел в ее доброе веснушчатое лицо. Оно было свежее, чистое и совсем не измученное.
— А твой синяк выглядит сегодня хуже…
— Так всегда, дорогой. Синяки всегда становятся страшными, прежде чем исчезнут, — сказала она, освобождая ему место рядом с собой на изящном диванчике перед небольшим столиком, где был сервирован утренний кофе. — Я еще легко отделалась. Женщина, которая проехала на красный свет, заслуживает больших шишек на голове. Не надо быть такой экзальтированной дурочкой.
Горничная вернулась с подносиком, на котором стояла крошечная чашечка с кофе для Йоста.
— Как дома? — спросила Эйзе, протягивая ему молочник.
— Все нормально, — спокойно ответил Йост.
Он заметил, что баронесса наблюдает за ним, на ее лбу проявились крохотные морщинки. Она была напряжена, но пыталась это скрыть под маской светскости.
— Похоже, не все так хорошо, как ты говоришь, — погрозила она ему пухлым пальчиком.
Он не смог быстро подобрать щадящие фразы, для того чтобы выразить то, что должен был сказать. Он думал об этом практически всю ночь и все утро, но ни один из вариантов не подходил. Эйзе была слишком умна и достаточно восприимчива. Она в любом случае поймет, что новости, которые он принес, меняют все.
— В самом деле? — попытался было беззаботно поинтересоваться он, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.
Однако Йосту претила вся эта никчемная игра, и ему ничего другого не оставалось, как прямо и откровенно печально посмотреть на нее. В ее глазах тут же мелькнул страх и беспомощность.
— Дейзи больна, — выпалил он, не раздумывая больше, как бы преподнести эту новость. — У нее рак.
Эйзе отпрянула, как будто он ударил ее.
— Рак? У Дейзи?
— Да.
— Бедняжка.
Йост почувствовал себя как грешник на адской сковородке. Он делает все правильно. Нужно рассказать Эйзе обо всем. Его невеста должна знать, что ему сейчас необходимо помочь Дейзи, что нельзя бросить ее одну. И все же он понимал, что любая, даже очень хорошая, женщина воспримет эту информацию с затаенной обидой.
— А мальчик? — спросила Эйзе, поворачивая разговор в более спокойное русло. — Он знает? Что с ним будет теперь?
Йост растерянно стал хлопать себя по карманам в поисках сигарет.
— Нет, Питер ничего не знает, и… — Он говорил как-то невнятно, ненавидя себя за необходимость делать больно доброй женщине, но все же… — Теперь я знаю, зачем Дейзи приехала и что ей нужно… Она хочет, чтобы Питер остался со мной.
Эйзе не пошевелилась. Даже бровью не повела. Она просто внимательно слушала его.
— Остался с тобой, — повторила она. — А Дейзи? Она тоже останется?
— Нет, Дейзи не останется. Только Питер. Она хочет, чтобы мы — ты и я — позаботились о мальчике, пока ей придется проходить курс химиотерапии.
— О Боже! — Эйзе встала, медленно прошлась по комнате, зябко кутаясь в элегантный пеньюар.
— Вот именно.
Она полуобернулась к нему, теребя свой пухлый подбородок, и спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Мне кажется, Дейзи в отчаянии. Она невероятно любит Пита. Этот ребенок — все, что у нее есть.
— У нее еще имеется собственный бизнес, Йост. Достаточно успешный, между прочим.
— Она собирается отойти от дел. Дейзи не вернется на работу по крайней мере полгода, год… Понимаешь, ей не хочется, чтобы Питер видел, как она будет выглядеть после сеансов химиотерапии.