Приказ самого барона не обсуждался. Отряд Стивки должен был быть уничтожен до последнего человека.
***
— Господин барон, только что поступило подтверждение от специальной группы, — Эдвард, получив вызов от личного секретаря, тут же включил свой коммуникатор. — Командир группы докладывает, что ваше задание выполнено — группа наемников полностью уничтожена. Запрашивают, каковы их дальнейшие действия.
— Передайте им, что могут быть свободны, — ответил барон, вздохнув с облегчением. — Проверьте график эвакуации всех отрядов и найдите для них место. И найдите для меня окно, в ближайшее время я тоже поднимусь наверх…
— Вас уже ждут на борту флагмана, — ответила его секретарь, — господин барон, что передать капитану корабля?
— Скажите, что я еще недолго задержусь внизу, — ответил Эдвард. Он был не в настроении разговаривать, и спокойный голос секретаря только усиливал раздражение, терпения едва хватало на то, чтобы не накричать на девушку, — у меня здесь еще остались незаконченные дела. Еще вопросы?
— Есть один, господин барон, — ответила секретарь сразу, и Эдвард про себя тяжело вздохнул, стараясь не сорваться. — В списках эвакуации из Екидехии нет информации о гористарском наследнике, хотя он есть в списках снабжения последних суток. Это ошибка или намеренное упущение?
— Все правильно, вас эта информация не касается, — отрезал Эдвард сухим голосом, и оттянул ворот мундира, пытаясь избавиться от ощущения, будто что-то холодное стягивает его горло. — Продолжайте заниматься списками и подготовьте отчет для командования штаба, а я займусь своими делами.
Он встал с кресла и вытащил из кобуры свой импульсный пистолет, убедившись, что тот полностью заряжен. Давно уже не ощущал этого мерзкого чувства неуверенности в собственных действиях, а избавиться от него никак не получалось.
— Как вам будет угодно, господин барон, — сразу же ответила секретарь, наверное, уловив нехорошие интонации в его голосе. — Прошу прощения, если я превысила полномочия.
Эдвард отключил связь без дальнейших объяснений и еще раз тяжело вздохнул, после чего вышел из зала, направившись к комнатам, прежде выделенным для графини Гористарской. У дверей еще стояла тристанская охрана, Эдвард отпустил бойцов, приказав грузиться на корабль. Внутри он наткнулся на фрейлину графини, о существовании которой в круговороте событий успел позабыть.
— Кто здесь? — она вышла ему навстречу, услышав громкие быстрые шаги. — Господин барон, прошу вас, тише. Маленький господин только что уснул, он столько натерпелся, я едва смогла его успокоить.
— Почему вы еще не на борту? — Эдвард заметил как, молодая девушка, склонившаяся в реверансе, вздрогнула от резкого тона. Он представил, как должно быть жутко выглядит со стороны, но только грустно усмехнулся. — Немедленно отправляйтесь к посадочным площадкам и сообщите первому же офицеру, чтобы вас взяли на борт. Если возникнут вопросы, скажите, что это прямой приказ барона.
— Прошу прощения, господин барон, я ждала… — девушка подняла на него испуганный взгляд и засуетилась, не зная то ли кланяться, то ли бежать. — Благодарю вас, я сию минуту уйду, — она повернулась в сторону детской, — только заберу наследника.
— Нет, — с глухой угрозой сказал Эдвард, от чего фрейлина замерла, а на ее лице появилось недоумение тут же сменившееся страхом и, наконец, пониманием неизбежного. Барону невыносимо захотелось просто бросить все и бежать оттуда, куда глаза глядят, но он все-таки заставил себя оставаться на месте. — Можете идти, ваша работа здесь закончена.
— Господин барон, тогда… Ребенка заберет сама госпожа? — приложив руки к груди, тихо пролепетала девушка, неуверенно отступив к двери. Может быть, ей показалось и этот человек пришел сюда не за этим? — Мне сообщили, что она отправилась домой, но…
— Да… то есть нет, — Эдвард терял терпение и уверенность в том, что сможет сделать то, зачем пришел. — Проклятье! Сейчас это не важно! Уходите сейчас же, пока, — «еще можете» чуть не сказал он. — Пока без вас не улетели! — рявкнул все-таки не сдержавшись, и молодая фрейлина, подхватив подол платья, выбежала в коридор. Барон вздохнул и снова вытащил из кобуры пистолет, сняв его с предохранителя, — Матерь Земная, не думал я, что сделать это будет настолько сложно.
Каждый шаг по направлению к детской давался с трудом, словно брел по колено в зыбучем песке, а ноги налились свинцовой тяжестью, прилипая к полу. Все, что он делал прежде, было оправдано определенными целями и задачами, отвечало данным клятвам. И сейчас, становясь палачом для маленького Гористара, он делал то, что считал правильным, поступал так, как должен был поступить тристанский барон, обязанный отвечать за свои слова. И прямо сейчас, собираясь убить невинное дитя, он чувствовал, что поступает неправильно, отвратительно, чудовищно нарушая самые основы понятий дворянской чести.
Незапертая дверь поддалась без усилий, открывая проход в небольшую, но хорошо проветриваемую комнатку с мягкой мебелью. В детской кроватке, стоящей в центре, мирно посапывал будущий граф Гористарского феода, которому не суждено было им стать, потому что когда-то его, еще не рожденного, барон Эдвард Тристанский заочно приговорил к смерти. Барон судорожно втянул в себя воздух, тщетно пытаясь успокоиться, но все же поднял пистолет.
Ребенок захныкал во сне и перевернулся на другой бок, маленькой ручкой сжав край одеяльца, в свете ночника блеснул вышивкой герб Гористара. Ненавистный герб семьи, которую он поклялся уничтожить и предать забвению.
— Матерь Небесная, — выдохнув, Эдвард опять опустил пистолет, — я же с самого начала давал эту клятву! И отлично знал, на что шел! Тогда почему сейчас так тяжело! Проклятье! — мысли в голове панически мельтешили, не способные выстроиться в хоть сколько-то узнаваемые образы, не позволяя успокоиться. Эдвард Тристанский впервые чувствовал, что неправ. Это ощущение было настолько сильным, что даже заставило сделать шаг назад, отступиться от решения, за которым не будет ничего, кроме тьмы и пустоты. Эта мысль единственная вспыхнула ярко и сильно, разгоняя творившееся в его душе безумие, но одновременно с этим Эдвард понял, что уже почти готов отказаться от данной клятвы. Тристанский барон снова вскинул пистолет. — Как же я вас всех ненавижу!
Выстрел, потом второй, третий… Не помня себя Эдвард давил на спусковую кнопку, всаживая в кроватку заряд за зарядом до тех пор она не просела, пробитая насквозь в десятке мест. Треск и запах расплавившегося пластика вернули его в реальность, но увидев результат, барон поторопился выбежать из комнаты, с отвращением отбросив пистолет в сторону. Душу рвали такие противоречивые чувства, что едва удавалось заставлять себя спокойно держаться и не срываться.
— Теперь остался только Респир, — не узнавая своего голоса, произнес барон, чувствуя, как воротник парадного мундира слишком сильно сдавливает ему шею. Одно только упоминание имени этого человека пробуждало в нем жгучую ненависть. — Респир! Ты последний, и Небом клянусь, я еще посмотрю в твои глаза!
Как добрался до посадочной площадки, и каким образом снова оказался на борту флагмана, он не помнил, из прострации его вывел спокойный деловитый голос секретаря.
— Господин барон, у меня документы на подпись? — девушка ждала его у дверей личной каюты со стопкой инфопланшетов в руках. — С вами все в порядке? — поитересовалась она в ответ не поднятый на нее ничего не выражающий взгляд. — Вы нехорошо выглядите…
— Все потом, — отмахнулся Эдвард, проходя мимо, полностью погруженный в свои мысли. Створки дверей раскрылись, и он сразу вошел внутрь, на ходу развязывая шейный платок под воротником, но секретарь, не желая отставать, вошла за ним следом.
— Что вы намерены сейчас делать, господин барон? — она остановилась у стола, прижимая к себе планшеты и заправляя за ухо снова выпавшую из прически непослушную прядь.
— Для начала я собираюсь напиться до беспамятства, — честно признался Эдвард, отбрасывая платок в сторону, рванул застежкой на короткие, заодно одарив непрошенную гостью злым взглядом. — Не хотите ко мне присоединиться? Говорят, пьянствовать в компании гораздо приятнее, чем одному.