Зубчатый венец короны, сделанной из голубого золота, был усыпан драгоценными камнями, над ним тонкие витые нити сходились в подобие шлема с алой бархатной подкладкой, с восьмиконечной геральдической звездой на вершине. В самом ее центре находилось знаменитое «сердце короля» — драгоценный камень неизвестного происхождения, переливающийся многочисленными гранями и светившийся изнутри. В нем, если верить легендам, находился заточенный великий дух-хранитель королевства, и пока камень цел, Рейнсвальд не мог быть побежден.
При виде появившейся на всеобщем обозрении короны присутствующие не смогли сдержать восторженного вздоха. Люди не отрывали восхищенный глаз от одной из древнейших реликвий королевства, символа даже более значимого, чем меч первого короля, до сих пор передававшийся от предшественника к преемнику как знак доблести и воинской чести. Гвардеец встал рядом со старшим кардиналом, уже занявшим свое место по правую руку от трона. Слева встал идущий в конце процессии Глава Королевской Страж, сложив руки на груди.
Старый кардинал, опираясь на свой посох, медленно поднял руку, призывая всех к тишине. Как и все представители культа Неба, он был одет в парадные белые одеяния, а глаза закрывала алая повязка, но каждый, на кого он бросал взгляд, мог бы поклясться, что этот высохший и скрюченный старик смотрел прямо ему в душу.
— Этот день станет новой страницей в истории этого мира! — хриплый голос священника, усиленный динамиками, раздался по всему залу, доходя до каждого из присутствующих здесь. — В этот день на опустевший престол королевства поднимается достойнейший из вас, признанный тем, кто сможет повести весь народ королевства за собой. Избран он был волей достойных, став первым среди равных и лучшим среди лучших! Небеса благословляют ваш выбор и взирают на вас с высот, оберегая и храня вас, как вы обегаете и храните заветы, данные вам!
— Отныне и пока идет время! — хором повторили присутствующие, завершая слова кардинала.
— И пусть же войдет достойнейший, на чьи плечи отныне ложится ответственность принять корону Рейнсвальда, — велел громким голосом кардинал, после чего зал сразу же разразился громкими овациями и возгласами подданных, желающих увидеть своего короля.
В раскрытые двери в сопровождении фларских гвардейцев вошел граф Дэлай Фларский, сохранявший мертвенно спокойное выражение лица, несмотря на царившее в его душе ликование. Момент, к которому он шел так долго, преодолевая все преграды, превозмогая все трудности, чинимые как врагами, так и людьми, называвшими себя его сторонниками, наконец-то наступил, и сейчас для него важнее всего оставалось не нарушать ход церемонии, сложившийся за тысячелетия существования королевства. Его гвардейцы, несущие гербы Фларского феода, остались стоять у дверей вместе с его наследником, к которому теперь переходил титул графа. Сын Дэлая, в отличие от его отца, все же не мог сдержать радостной улыбки, но винить его за это никто не решился.
Подойдя к основанию трона, Дэлай Фларский опустился на одно колено, звеня многочисленными элементами королевских торжественных регалий, опустил голову и произнес:.
— Я Дэлай, из рода Флара, феодал и владелец земель Фларских, пришел сюда, избранный из равных мне как достойный принять титул нового короля Рейнсвальда, вести народ и дворян королевства за собой, признавать ответственность за деяния их, воздавать за заслуги и карать за грехи.
— Признаешь ли ты сам себя достойным принять этот титул и ту ответственность, что следует рука об руку с правом называться королем? — обратился к нему кардинал, опираясь на свой посох.
— Нет, не признаю, — ответил Дэлай, не поднимая глаз, — не признаю себя первым среди равных, где каждый достоин нести свой титул.
Каждое слово было частью церемонии, и каждый раз все повторялось в точности вплоть до секунд и звуков, но даже зная все это, претендент на престол с трудом выталкивал слова, слишком взволнованный, чтобы говорить спокойно. И позволил себе украдкой улыбнуться, когда зал разразился возражениями — каждый из присутствующих феодалов доказывал обратное, присягая жизнью и честью в том, что Дэлай Фларский достойнейших из всех, имеющих право на титул короля.
— Твой народ признает тебя, потому ты не можешь более отказываться, — ответил ему кардинал, стукнув посохом по полу, снова призывая всех к тишине. — Но сможешь ли ты верно служить королевству, как королевство будет служить тебе? Хватит ли сил в руках твоих на поле брани и ясного ума в решениях?
— Нет, не смогу, — снова не согласился Дэлай. — Не смогу вести за собой столь славных мужей и не смогу принять решения лучше, чем подскажут они. Не смогу оправдать тех надежд, что возложены на меня их решением, — и снова, не успел он договорить, дворяне опровергли слова своего будущего короля, вспоминая его успехи в дипломатии и на полях сражений, призывая его принять свои подвиги и хором призывая Небо в свидетели того, что пойдут за ним в любое сражение и признают справедливым любое его решение.
— Твой народ готов идти за тобой, потому не можешь ты более оставаться в тени, — ответил кардинал, снова призвав всех к тишине, прежде чем обратиться к Дэлаю в третий раз. — Избранный достойным и принятый первым, признаешь ли ты решения народа твоего и возьмешь ли корону Рейнсвальда, дав обет служить королевству душой и телом, делами и помыслами, не убоявшись вечной тьмы и шествуя к свету?
— Если народ призывает меня к правлению, не смею я больше отказываться, — Дэлай на секунду задержал дыхание, пытаясь справиться с охватившими его эмоциями, прежде чем продолжить. — Принимаю титул и корону короля Рейнсвальда, признаю себя достойным в правах и обязанностях, клянусь не посрамить память предков и править достойно, честно и справедливо. Клянусь служить королевству душой и телом, делами и помыслами. Клянусь вести свой народ сквозь вечную тьму к свету, что однажды даруют нам Небеса!
— Твой народ услышал твою клятву, — кардинал сухо кашлянул, принимая у стоявшего рядом служителя королевскую корону, — подними же голову, достойный сын своего народа, и прими свою судьбу, — с этими словами он осторожно возложил ее на голову Дэлая Фларского, только сейчас оторвавшего взгляд от пола.— Встань, король Рейнсвальда и всех его земель, правитель свободного народа, сюзерен всех благородных домов королевства, отныне Дэлай Первый в своем имени!
Новый король поднялся с колен, и в этот раз ликование уже никто не сдерживал, овации и крики радости вырвались из уст людей, приветствующих своего нового короля. Сквозь общий шум едва пробивались звуки гимна королевства, звучавшего под потолком, но как только Дэлай поднял руки в приветственном жесте, крики и приветствия стали еще громче, и сам он эмоций уже больше не скрывал, открыто и радостно улыбаясь.
К нему подступил Глава Королевской Стражи, держа в руках королевский меч Холдрик, опустился на одно колено и протянул ему эфес. Дэлай медленно, желая растянуть это мгновение, положил руку на рукоять, отполированную и блестевшую, как в самый первый день, после чего уже крепко за нее схватился, с тихим лязгом вытащил весь клинок из ножен и поднял меч над головой.
— Сегодня начинается новая эпоха! — начал он громко, и его голос, усиленный динамиками по всему залу, пробился даже сквозь общий радостный гул. Дворяне замолчали, слушая первую речь нового короля, и Дэлай уже более спокойным тоном произнес: — Мы, Дэлай Первый, получили королевство в наши руки в тяжелые времена, когда враги рвутся к столице, когда многие наши земли разорены и захвачены, когда оставшиеся угольки пожаров гражданской войны все еще тлеют, грозя в любой момент вырасти в новое пламя. В такие дни нам как никогда раньше необходимы единство и верность всех наших подданных, чтобы защитить то, что было создано трудами тысяч предшествующих поколений, чтобы не позволить погибнуть мечте наших предков, когда-то основавших наше королевство, чтобы не позволить погибнуть нашей мечте и нашим надеждам! Сегодня мы, как король Рейнсвальда, призываем вам объединить ваши помыслы с нашими и защитить наш общий мир! Защитить то, что дорого нам всем! Защитить наше настоящее и прошлое, наше будущее, которое готовим нашим детям! Сегодня начинается новая эпоха! Эпоха Возрождения! Эпоха короля! — закончил он, срываясь почти на крик, и все дворяне, их вассалы и даже присутствующие здесь гвардейцы и солдаты в общем порыве обнажили оружие, поднимая его вслед за королевским клинком к потолку, повторяя последние слова королевской речи.