— Сначала я хотел найти вас в полевом лагере, но мне сообщили, что вы отправились в ставку, — сказал Квенти, поприветствовав барона коротким кивком, — так что я направился сразу сюда, рассчитывая застать вас здесь.
— Превосходно, — кивнул Эдвард. — Ваше присутствие на будущих переговорах необходимо, и я рад, что не пришлось вас долго уговаривать.
Посадочные площадки гражданского порта сейчас были полностью заняты под военные нужды, превратив некогда пассажирские причалы в скопления контейнеров, инженерных конструкций, подготовленной к перевозке техники и множеством сервисных дроидов и солдат интендантских служб. Длинные причалы и шестиугольные платформы небольших посадочных мест были завалены проходившими через них грузами, необходимыми для нормального обеспечения действующей армии, так что о больших свободных пространствах оставалось только с ностальгией вспоминать. Даже для шаттла барона едва смогли найти посадочное место среди высоких контейнеров с запчастями для танков и самоходных орудий, но стоило подняться по трапу выше, как человек сразу попадал под мощные потоки ветра, менявшего свое направление над городскими куполами. Ничем не прикрытые причалы и посадочные площадки продувались насквозь, и вместе с потоками воздуха прилетали песок, раскаленный пепел и запах пожарищ. Фронт находился всего лишь в нескольких десятках километров, и этого расстояния не хватало, чтобы запах гари и пепел успевали рассеиваться.
— И все же, я не считаю, что будет правильным договариваться с Остезейскими баронами, — Квенти поднимался следом за тристанским феодалом, пытаясь прикрыться рукой от ветра и морщясь от попадавшего на кожу пепла. — Они признали королем Вассария Гельсского, и даже если согласятся перейти на нашу сторону, иначе как предательством подобное поведение назвать нельзя. Вы действительно сможете доверять людям, которые однажды уже отказались от собственных клятв?
— Друг мой, вы долго изучали историю Рейнсвальда? Особенно период Внутренних Войн? — поинтересовался Эдвард, ответив только тогда, когда они уже прошли через шлюз шаттла. Сразу за их спинами двери закрылись, и началась герметизация переходного коридора. — Помните, как быстро тогда заключались и распадались союзы и конфедерации? Приходилось ждать предательства постоянно.
— Значит, вы считаете, что подобную низост ь можно считать примером? — Квенти гордо вздернул подбородок, но Эдвард только усмехнулся, вспоминая самого себя в его возрасте. Кивнув корабельной охране — можно взлетать — жестом велел Квенти следовать за ним к креплениям для боевых костюмов. В большинстве шаттлов имелись подобные для перевозки вооруженных солдат, поскольку сидячие места, будучи слишком маленькими и ломкими для тяжело экипированных бойцов, не могли обеспечить безопасность при стартовых перегрузках.
— Квенти, вы барон, а потому не должны придерживаться линейного мышления. Оно обязательно приведет вас к поражению, — пока один из матросов проверял надежность всех креплений, Эдвард озвучил ему одну из прописных истин, вбитых в голову отцом. — Вы должны помнить только о собственной чести, а она касается лишь тех клятв, которые были даны вами и вашим отцом, потому что вы теперь его правопреемник. Карийский баронат поклялся поддержать графа Фларского и привести его к власти, так что вашей главной задачей сейчас будет выполнить это обещание. А для этого нужен Остезейский союз.
— Но, если они солгали однажды, что помешает солгать им снова? — спросил Квенти. — Почему надо верить тем, кто врет?
— Потому, что все вокруг сплошная ложь, — спокойно ответил тристанский барон, еще раз оглядывая крепления своего боевого костюма, намертво державшие его на одном месте. — Правды нет в принципе, только иллюзии, которые создают люди. Квенти, в политике в принципе нет такого понятия, как истина, в ней есть только субъекты, каждый из которых ведет свою игру, и она как паутина оплетает реальность, но они не сплетаются друг с другом, каждая паутина накладывается на паутину других игроков, и они становятся ее частью…объектом, игрушкой. И стать субъектом или объектом, вот в чем выбор. Понимаете?
— Ложь, — повторил Квенти, — это я понимаю. Ложь настолько стала частью Рейнсвальда, что мне уже начало казаться, что эта война даже может помочь. Уничтожить многих из тех, кто считает, что только ложью и обманом можно добиться своих целей, но они ничего не смогут противопоставить хорошему клинку.
— Вы не сможете ударить то, чего не существует, — поправил Эдвард, — будете только рубить пустоту, пока не истощите все свои силы. И все равно станете частью этой паутины, так что не торопитесь идти в бой. Мой отец мне всегда говорил, что искать истину бессмысленно. Когда вокруг лишь ложь, правдой будет только то, что мы сами делаем. Свою паутину, в которой другие игроки лишь пешки, и вся реальность будет нашей игрой, в которой будут наши правила. Именно на этом политика и строится, постарайтесь это принять…
— Врать? — Квенти даже повернулся к Эдварду настолько, насколько позволяли крепления, сдерживавшие его боевой костюм. Шлемов не было, поэтому можно было видеть лицо собеседника. Тристанский барон сохранял все такое же спокойное выражение, не дрогнув ни одним мускулом, а вот сам Квенти выглядел удивленным. — Господин барон, я не думал, что услышу от вас подобную фразу. Вы всегда считались человеком чести…
— Из-за того, что я поступил согласно требованиям чести, а не так, как велела логика, потерял возлюбленную и сам чуть не погиб, — холодно ответил Эдвард, тоже посмотрев на него, — и это многое расставило по своим местам. Честь это такое понятие, которым слишком часто пользуются, чтобы управлять людьми, не давая им собственной воли. Сохранить свою честь можно, но это не значит, что стоит так твердолобо ее использовать.
— Мне надо это понять, — Квенти опустил голову, насколько это позволял воротник боевого костюма. — Я готовился к тому, чтобы нести знамя бароната с гордостью, но не хотел думать о том, что творится за кулисами.
— Именно там и ведется основная игра, — покачал головой Эдвард, — все остальное лишь сцена и декорации, где ставят представления для гражданских и публики, которая должна верить в это. И там вы всегда должны блистать, так же, как и на поле боя, но за кулисами… будьте готовы ко всему, что угодно… — он усмехнулся.
***
— Будьте готовы! Они идут! — скомандовал офицер, оглядывая ряды своих подчиненных. — Скоро они проломят ворота, но мы не отступим, мы не пропустим их, пока будет стоять хотя бы один из нас! За короля и королевство!
— За короля и королевство! — хором отозвались солдаты, сосредоточившись на уже прогнувшихся под ударами створках ворот, готовых рухнуть в любой момент.
Крепость Салхей уже пала, это понимал любой, кто трезво оценивал сложившуюся ситуацию. Первые две линии обороны были буквально сметены превосходящими силами наступавших, не считавшихся с потерями. Цитадель, защищавшая шахты ракет противовоздушной обороны еще держалась, прикрывая Салхейский проход и не позволяя основным силам флота вторжения продвигаться дальше. Многоцелевые ракеты класса «земля-воздух» с антиматериальными боеголовками способны были с первого попадания уничтожить даже тяжелый крейсер, не говоря уже о громоздских и неповоротливых военных транспортах, которые были слишком легкой мишенью для ракетных расчетов. Поэтому штурмовать ее приходилось с земли. Против целой армии вторжения гарнизон без поддержки не смог бы долго продержаться даже с самым совершенным оружием, слишком велик был количественный перевес.
Отступая все дальше и дальше к донжону, королевские войска старались контратаковать при любой возможности, минируя за собой проходы, обрушая галереи и используя партизанскую тактику. За каждый пройденный шаг войска Саальта платили кровью, но даже такие огромные потери при прямом штурме казались незначительными на фоне той армии, которую Аллирд вел к Рейнсвальду. Его интересовали не потери в личном составе, а результат, достигнутый любой ценой.
Створки прогнулись, и в образовавшуюся трещину пролезла клешня штурмового шагохода, вцепившаяся в створку и начавшая ее расшатывать. В пролом сразу же полетели управляемые ракеты, запущенные защитниками цитадели. Они взорвались по ту сторону ворот, после чего клешня исчезла, но почти сразу же на ворота снова посыпались удары, от которых петли готовы были вывалиться из стен.