Не менее жестокое сражение развернулось и в воздухе, где остатки саальтского флота третьего эшелона пытались организовать эвакуацию наземных частей, прикрывая транспорты под непрекращающимися атаками перехватчиков и корветов. И земля, и воздух пылали, перенасыщенные энергией так, что в местах самых страшных бомбардировок начинали закручиваться огненные смерчи, кривыми колоннами вытягиваясь вверх и втягивая в себя раскаленный воздух.
Кавалерия рвалась вперед, при поддержке танков обходя фланги городской обороны и уничтожая все еще продолжавшие стягиваться к основным силам остатки отступающих саальтских войск.
Тристанский барон оказался в самой гуще сражения, ведя кавалеристов за собой прямо сквозь пехотные построения противника. Только что подошедшие части усилили давление, и защитники Арказара-Два, измотанные не меньше самих рейнсвальдцев, отчаявшиеся, не имеющие представления, как складывается общая ситуация, где еще находятся рейнсвальдские войска, и сколько вообще в живых осталось их товарищей, не выдержали и дрогнули под натиском кавалерийской лавы.
Ведя за собой танки и кавалерию, Эдвард первым ворвался на разрушенные и горящие улицы города, заваленные телами саальтских и рейнсвальдских солдат, прямо под продолжавшийся артиллерийский обстрел. Координируя действия наземных частей и дальнобойных батарей, командиры орудий поливали огнем городские кварталы перед наступающими силами, так что передовым частям порой приходилось пробиваться сквозь постоянные обстрелы, выбивая противника из воронок и оплавленных развалин. И пока кавалерия мчалась по улицам, растягиваясь по геометрической городской застройке, по полуразрушенным зданиям продвигались группы зачистки, уничтожая остатки сопротивления.
— Каньон! Гоните их всех в каньон! — развернувшись на площади, приказал Эдвард, оглядывая творившуюся вокруг схватку. Саальтские солдаты все еще пытались сопротивляться, безжалостно истребляемые кавалеристами и штурмовиками. Большая часть техники, введенной в бой на этом участке, уже была уничтожена и горела, освещая мрачные городские развалины, покрытые вспышками продолжавшейся перестрелки, красными и желтыми отблесками пламени. Кавалеристы ворвались в этот бой как вихрь, ударив в центр саальской обороны и разметав его, продолжая преследование по узким улицам нижних кварталов.
Заметив офицера, раздающего приказы и пытающегося остановить бегущие войска, тристанский барон сорвался с места, мгновенно оказавшись рядом с вражеским командиром и на ходу срубив его ударом меча. Кавалеристы, развернулись следом за ним, плотным строем врубаясь в отступающего противника, и усилили панику, окончательно опрокинув последние построения. Жестокая схватка снова перерастала в резню, и Эдвард, крепко держась свободной рукой за крепление кавалерийской установки, рубил с плеча, упоенный боем и жаждой крови.
Окончательно опрокинутые войска Саальта стягивались к пунктам эвакуации, создавая давку у пытавшихся приземлиться транспортников, чудом пробившихся к поверхности, но за ними следом прорывались и рейнсвальдские солдаты, расстреливая отступающих врагов. Пленных не брали, а тех, кто пытался сдаваться, добивали ударами прикладов и мечей.
Многие пытались найти спасение у моста, где все еще шел бой, и тонкая цепочка растянутых вдоль каньона войск под командованием карийского барона была единственной преградой на пути к шансу на спасение. И там их встречал перекрестный огонь выведенных на стрельбу прямой наводкой танков. Сбившимся на краю ущелья войскам уже больше некуда было деваться, боевые машины срывались вниз, увлекая за собой солдат, и падали прямо на головы отступающим по дну каньона войскам.
— Убивайте всех! Никакой пощады! — приказал Эдвард, когда кавалеристы прорвались к мосту. С легкостью преодолев панический неприцельный огонь отступающих, они ворвались в самую толпу, без разбора кромсая оказавшихся на пути солдат противника. За ними в рукопашную схватку втягивались штурмовики, поскольку стрелять в такой сумятице было опасно, слишком велика вероятность задеть своих.
Тристанский барон рвался к самому мосту, где в атаку, заметив своих, пошли и рейнсвальдские части, державшие позиции на другой стороне. Солдаты Саальта пытались сопротивляться, но не могли ничего сделать со слишком быстро двигающимися кавалеристами, на лету рубившими отступавших. Его собственный меч уже искрился от сгорающей в силовом поле крови, но азарт боя уже полностью поглотил барона, он не видел ничего, кроме еще живых солдат противника, бегущих прямо перед ним. Не оставалось эмоций, кроме мрачного упоения при виде своего клинка, погружающегося в очередное тело, и вылетающих брызг крови.
И Эдвард даже не сразу понял, что врагов впереди уже не осталось, а бегущие навстречу солдаты — рейнсвальдские войска. Последняя группировка наземных войск противника на этом фронте была раздроблена пополам и все быстрее разваливалась на отдельные группы, уничтожаемые штурмовыми подразделениями. Остановившись, он замер, оглядываясь по сторонам, но вокруг, на всем протяжении моста, были лишь рейнсвальдские бойцы.
Восторженные солдаты, еще даже не до конца поверившие, что смогли выиграть это сражение, сбегались к нему, восторженно скандируя через внешние динамики: «Барон! Барон! Барон!» Их клич подхватывали те, кто стоял позади, так же поднимая к небу свое оружие и повторяя это единственное слово, в которое вкладывали гордость и восторг.
Он привел их сюда. Он до последнего командовал ими, ведя сквозь самые страшные бои. Ради него многие пожертвовали жизнями, но именно он сделал их жертвы не напрасными. И именно он повел их в последнюю атаку, где они смогли воздать врагу, принесшему столько зла на их родную землю, по заслугам. Для всех собравшихся здесь солдат сейчас именно он стал тем символом победы, за которым они пошли бы с боем в саму Бездну и даже дальше.
— Барон! Барон! Барон! — клич тысяч голосов отдавался эхом в его ушах, и Эдвард наконец-то позволил себе искренне улыбнуться, жалея только о том, что под закопченным забралом его шлема это улыбку никто не мог увидеть. А солдаты продолжали скандировать: — Барон! Барон! Барон!
— Это наша общая победа! — включив внешние динамики на полную громкость и подключившись к общевойсковым частотам, чтобы его мог услышать каждый солдат, крикнул Эдвард Тристанский. — Каждый из нас внес в нее свой вклад! Но до конца еще далеко! Сейчас мы должны спасти короля! — добавил он, поднимая вверх свой еще искрящийся клинок. И ему общим гулом вторили голоса тысяч солдат.
========== Глава 26. Короны королей ==========
Глава 26. Короны королей
В безопасный путь отправляют только слабых.
Герман Гессе.
Эдвард взвыл от боли, когда снимавшие с него доспех адъютанты осторожно потянули за нагрудник, пытаясь снять его как можно аккуратнее. Верхний слой брони боевого костюма потемнел и покрылся мелкими трещинами, термоизоляция не справилась с высокой температурой и поддоспешнный комбинезон местами оплавился и прикипел к коже. В пылу боя, под ударной дозой боевых стимуляторов и лекарств, выпущенных в кровь системой жизнеобеспечения костюма, тристанский барон этого не чувствовал. И только сейчас, когда его доставили в расположение штаба, а общее боевое напряжение постепенно начало сходить на нет, боль щедро накрыла горячей волной, нарастающей с каждой минутой.
Поддоспешник отходил медленно со звуком рвущейся ткани вместе с обгоревшей кожей, оставляя после себя темные кровоточащие раны с обугленными краями. Эдвард до крови кусал губы, тихо ругаясь сквозь зубы так, что если бы адъютанты были людьми, то, наверное, покраснели бы. Пока они продолжали этот болезненный, но необходимый процесс, рядом выстроились в очередь несколько медицинских дронов с лоскутами кожи для пересадки, анестетиками и инъекциями биогеля. Они принимались пищать и перемигиваться всякий раз, когда в комнату входили посетители, и приходилось прерывать процесс лечения.