- Тристанский барон взял свое право крови, что было у него с того самого момента, как Респир расстрелял его свадьбу, - поднялся другой феодал, пальцем ткнув в сторону барона Гористарского, - данное преступление было оставлено без внимания, не смотря на его жестокость и бессердечие. Респир являлся протеже прежнего барона Гористара, и его преступление было гораздо страшнее, чем любое из всего того, что совершал или мог совершить тристанский барон. Он запятнал невинной кровью святые земли храма! – феодал посмотрел по сторонам, ожидая поддержки, и общий одобрительный гул подкрепил его слова.
- Герцог Росса должен был понести ответственность за совершенные деяния, - встал кто-то из остезейских баронов, чем немало удивил всех остальных, - Гористарский баронат несет ответственность за действия своих протеже, поэтому, с нашей стороны, поступки молодого барона Тристана являются оправданными, - остальные представители остезейского союза поддержали его поднятыми руками, - Нельзя обвинять дворянина в исполнении священного права мести, пусть даже и такого жестокого. Тем более, за столь страшное преступление, оскорбившее не только его, но и каждого из нас, ибо были нарушена самая священная заповедь неприкосновенности храмовой земли.
Эдвард не без удивления смотрел на графа Фларского, который спокойно откинулся на спинку своего кресла и с улыбкой наблюдал за всем происходящим. Не сложно догадаться, что он приложил немало стараний, чтобы события теперь развивались именно так, как сейчас разгорается защита чести тристанского бароната. У него достаточно союзников среди небольших феодов, да и просто сочувствующих ему и желающих видеть графа Фларского новым королем Рейнсвальда, а обвинения Эдварда, как одного из его ближайших союзников, выглядят как прямой удар по самому графу. Даже не самые сильные и подкованные в политике способны без особых проблем разобраться в данной ситуации.
- И все же, это не отменяет обвинение Тристанского барона в том, что он нарушил закон пятидесяти часов, - сказал Глава Стражи, выступая вперед и поднимая правую руку, чтобы успокоить начинающийся спор, где явно побеждали сторонники графа Фларского. Их слова звучали гораздо увереннее, чем обвиняющих, не имевших других доказательств, кроме нескольких предоставленных фрагментов брони и снаряжения. Выступив вперед, он повернулся к самому барону, - Скажите, вам есть, что ответить на данное обвинение, признаете ли вы свою вину в предъявленных вам деяниях или же отказываетесь от нее?
Эдвард только успел подняться, судорожно представляя, что именно сейчас необходимо сказать, разрываясь между чувством долга и ответственности за то, что сам совершил. С другой стороны точно так же тянуло данное слово Дэлаю и Рокфору, что не станет признавать свою вину, переложив ответственность на плечи барона Карийского, сохранив свое положение в Рейнсвальдской политике. И все же, прежде чем он успел сказать хотя бы одно слово, едва справляясь с моментально пересохшим горлом, как сам Рокфор поднялся, привлекая всеобщее внимание.
- В содеянном нет вины барона Тристанского, - сказал Рокфор твердым голосом, - Он не знал о том, какие приказы были отданы его войскам и куда направлялись, занятый совсем другими делами в своем родном феоде. Данный приказ был отдан от моего имени союзной группировке, стоявшей в Аверии. Как один из сооснователей проекта «Сакрал», я имею права командующего вооруженными силами колонии, - он вышел вперед, вставая прямо напротив молодого гористарского барона, даже сделавшего шаг назад, - Респир был герцогом Росса, и потому там я надеялся найти ответы на тот вопрос, что мучал меня уже долгое время. А именно, куда же сбежал протеже старого гористарского барона, отобравший у меня самое ценное, что было в моей жизни. Респир забрал у меня мою дочь, и не смейте говорить мне, что у меня нет права мстить за ее смерть! Рейнсвальд даже не пытался найти и наказать виновного, и поэтому я сам сделаю это! Я признаю, что совершил нападение на Росс, но не признаю своей вины в этом! И обвиняю Гористарский баронат в гибели своей дочери! Ни для кого не секрет, что прежний барон Горситар сделал все, чтобы Респир смог разрушить женитьбу моей дочери с бароном Тристанским! И если не будет королевского правосудия, то я сам стану этим правосудием, клянусь короной и Небом! – Эдвард даже не сразу понял, что Рокфор не играет, а говорит правду от самого сердца, уже давно копившуюся в его душе, и теперь все-таки излитую в общем эмоциональном потоке. Слезы выступили на глазах барона, а сам он вцепился в рукоятку церемониальной шпаги, едва удерживаясь от того, чтобы не воткнуть ее в грудь стоявшего напротив человека. Это понял и Глава Стражи, видимо, прочитав мысли барона в его глазах, встав ближе к ним, чтобы успеть отреагировать, если ситуация начнет выходить из-под контроля.
- Барон Карийский, вы действительно принимаете на себя ответственность за нападение на Росс? - спросил он твердым голосом, пытаясь отвлечь его от молодого гористарского барона, просверливаемого взглядом Рокфора с таким зарядом ненависти, какой чувствовал почти каждый из находящихся в зале. Атмосфера постепенно накалялась, но не тем безумием спора, что в прошлый раз, она словно замирала, как замирает и останавливается пустошь, прежде чем разразиться атомная буря, но здесь в двери стучалась самая настоящая война, почти объявленная угрозой барона Карийского, но еще не произнесенная вслух.
- Я готов подписаться под каждым произнесенным сейчас словом, если в этом будет необходимость! – уверенно сказал Рокфор, поворачиваясь к нему, - Гористары ответят за убийство моей дочери, и мне не важно, каким путем мне придется призвать их к ответственности, законным или нет!
- К черту Гористаров! – неожиданный голос со стороны рядов новых феодалов поддержал слова Рокфора, - Они уже давно нарушили все мыслимые и немыслимые законы Рейнсвальда, но мы все равно терпели это все, но расстрел свадьбы это уже слишком! Я был на помолвке Тристанского барона, и видел, как счастливы были молодые, сам отец и знаю, каково это, терять родных детей. Барон! Мое сердце и мой меч с вами!
- Это война! – воскликнул граф Розмийский, поднимаясь со своего места, - Вы понимаете, что вы сейчас говорите? Это объявление войны!
- Значит, война! – рявкнул Рокфор, снимая свою перчатку и кидая ее в молодого Гористара, - Я больше не желаю ждать, когда же все-таки король соизволит призвать этих выродков к ответственности. Слова были сказали, пусть теперь говорят пушки!
- Сейчас выборы короля! – даже Глава Стражи сделал шаг назад, пораженный той ненавистью, что чувствовалась в словах Рокфора, - Вы не можете прервать выборы военными действиями, оставив престол пустовать… - он хотел что-то еще добавить, растерявшись от того, что столь древние обычаи нарушаются прямо на его глазах, но Рокфор перебил его.
- Скажите это моей дочери, какую я хоронил вот этими самыми руками, - он показал ладони стражнику, - И скажите это ее убийце, что прятали Гористары до тех пор, пока он сам не соизволил бежать. У меня уже больше не осталось слов! – поворот событий оказался настолько крутым, что феодалы в зале даже притихли, осознавая происходящее. Впервые в истории Рейнсвальда война была объявлена в зале собраний, но даже не за королевский престол, подобные распри случались и прежде, а по праву мести одним феодалом другому.
Развернувшись, так, что приподнялись полы его камзола, Рокфор гордо зашагал прочь из зала, и никто не рискнул, чтобы остановить его, задержать или хоть как бы воспрепятствовать его уходу, никто даже не рисковал сказать хоть что-то, чтобы попытаться облагоразумить барона, представителя одного из древнейших и благороднейших родов в истории Рейнсвальда. И только уже перед выходом из зала Рокфор обернулся, поскольку эмоции, забитые глубоко в душу, но прорвавшиеся все разом, прямо здесь и сейчас, все еще кипели внутри него.
- У нас всех была мечта, как и у наших предков, - сказал он так, чтобы все его слышали. Создать величайшее королевство в истории Рейнсвальда, справедливое и мудрое, где честь стала бы мерилом, а людей бы судили по их деяниям, а не по богатству и золоту. Эта мечта умерла, когда такие люди, как Гористары, пришли к власти, и я не больше не собираюсь участвовать больше в этом цирке…