— Ты должен терпеть, — заметил он строгим голосом. — Твой рана опасен, я не мог помочь тебе сейчас, но это помощь на время. Твой рана должен осмотреть шаман, он мог лечить тебя. Ты враг работорговец, я помогать, помогать шаман. Но потом ты рассказать все. Я знал страшный опасность, и я знал, что ты знал это опасность.
— Слушай, я не знаю о чем ты, но никуда не пойду без своей напарницы, так что-либо ты поможешь нам двоим, либо можешь прямо сейчас катиться в Бездну. Рейвен еще морщилась от неприятных ощущений в ноге, но заметила, что рана больше не кровоточит, и ткани вокруг нее как будто похолодели и онемели.
— Твой напарница был в той машина, что вы сюда прибыл? — поинтересовался лучник, обернувшись в сторону прохода. — Твой напарница друг ты или друг работорговец? — поинтересовался он у Рейвен на всякий случай, но девушка отчаянно замотала головой, уверяя, что Волчок ее самый преданный товарищ и куда больший ненавистник работорговли, чем даже она сама.
— Ты сидеть здесь, — лучник на своем коммуникаторе набрал короткую комбинацию и к ним с разных углов помещения, поблескивая маленькими сигнальными огоньками, слетелось несколько миниатюрных дронов в виде небольших мошек. Увидев их, девушка поняла, откуда появлялся странный свист с разных сторон без единой засечки на детекторе движения. Дроны расселись вокруг Рейвен, время от времени подергивая своими крошечными крылышками. Лучник довольно кивнул. — Пока мой ловчий здесь, ни один зверь не подходить, ты нечего бояться. Я скоро вернуться с твой подруга.
— Она тебе голову прострелит, если ты к ней так сунешься, — девушка усмехнулась. — Скажи, что ты меня знаешь… меня зовут Рейвен. И скажи ей про голубое небо над головой. Она поймет и поверит, — Рейвен запомнила слова Волчок о том, что она хочет увидеть голубое небо над головой, хоть и брошенные невзначай с усмешкой, они стали откровением. И должны были стать паролем и гарантией, что человек, их повторивший, пришел от Рейвен с добрыми намерениями.
— Хорошо, — кивнул лучник, и уже было собирался подняться, но потом задержался на секунду, — Рейвен. Я есть Ищущий Следы.
— Это твое имя? — удивилась девушка, и лучник кивнул в ответ. — Что ж, мне даже сложно тебе объяснить, насколько я рада нашему знакомству, — фраза прозвучала двусмысленно, но Рейвен еще сама не разобралась, как именно следует относиться к подобной встрече. Радоваться неожиданному спасению? И спасению ли? В любом случае, для начала надо встретиться с подругой, и он может в этом помочь. А там видно будет. Лучник лишь кивнул еще раз, не утруждаясь поисками тайных смыслов, после чего молча поднялся и снова скрылся в темноте. Оставалось только надеяться, что девушка не ошиблась, доверившись ему.
***
Волчок, оставшись внутри амфибии одна, корила себя за то, что из полноценного члена группы превратилась в обузу, что вынуждена сидеть на месте и не может быть рядом с напарницей, но мысль о том, что ее не бросили одну, согревала душу. Обычно наемники редко озадачивались спасением товарищей по оружию, больше занятые вопросами собственного выживания. Раненых, особенно тех, кто уже не мог сам передвигаться, в случае спешного отступления или провала, почти всегда бросали, это было что-то вроде одного из негласных правил, которым подчинялись все без исключения в братстве наемников, начиная от одиночек и заканчивая крупными гильдиями, в составе которых числились тысячи бойцов. Так, в свое время, она и оказалась в подобном положении, вынужденная бежать от своих прежних нанимателей, поскольку не нашлось никого, кто согласился бы поддержать в трудный момент одиночку. А у Рейвен, вероятно, были совершенно другие взгляды на такие вещи.
И все же, несколько доз обезболивающего постепенно брали свое, ноющая боль постепенно отступала, сменяясь приятным теплом в поврежденных конечностях, где сейчас активно стягивались поврежденные ткани, ускоренные вживленной временной колонией нанитов. Организм требовал отдыха после всего пережитого, и стоило наемнице только прикрыть глаза, она заснула.
Может быть, из-за недавнего случая, вызвавшего в девушке старые, казавшиеся хорошо забытыми, воспоминания, но в этот раз вместо обычных рваных и плохо запоминающихся снов, преследующих ее вместо ночных кошмаров, наемнице приснилось прошлое. Для молодой девушки, живущей только сегодняшним днем и единственной отдаленной мечтой, оно казалось одновременно и далеким, поскольку с тех событий в ее жизни промелькнуло уже очень много дней, событий, знакомств и расставаний, и очень близким, ведь времени прошло совсем немного.
Она снова вспомнила те дни, когда выживала в трущобах, разросшихся вокруг высоких крепостных стен, защищавших яркий и сияющий рай, который, как ей казалось, находился с другой стороны. Что происходило там, она никогда не видела, но ей хватало и знания того, какие люди оттуда приезжают. Злые, жестокие, жадные, похотливые и низкие, резко контрастирующие с сияющими высотными башнями, поднимающимися над защитными куполами. Однако здесь, в трущобах, было еще хуже, мир казался вывернутым наизнанку, где самая грязь и мерзость оказались снаружи, закрыв и практически растворив в себе все то хорошее, что еще могло оставаться в людях, ксеносах, мутантах и гибридах, которые жили здесь. В отличие от многих городов, трущобы оставались местом, где не делали различий между видами и происхождением. Только одинаковое отношение ко всем обычно выражалось тем, что трущобы с равной легкостью ломали жизнь каждому, топя в собственной грязи.
И, конечно, никому не было дела до одинокого запуганного ребенка, пытавшегося выжить в грязных переулках среди таких же, как и он сам, беспризорников. Приходилось бороться за все, начиная от места у разожженного в бочке костра, до еды и воды; в сбивавшихся в кучки бандах беспризорных детей жалости не было ни к кому, даже самым маленьким и слабым. Такие обычно умирали первыми, и их истощенные тельца выбрасывали на мусорные кучи к толстым и пищащим крысам, обычно отъевшимся и наглым. И на этих же крыс чаще всего и охотились, пытаясь подбить камнями. Волчок, едва сбежавшая от своего хозяина, выживала в таких условиях не думая даже о том, что может быть впереди, буквально цепляясь за свое ежеминутное существование.
Тогда она еще даже не была Волчком — имени у нее не было вообще. Зачем оно грязному заморышу в отрепье, который боится смотреть людям в глаза, прозябает в подворотнях и копается в мусоре в поисках еды. Ей судьбой было предначертано помереть однажды в одной из таких куч, став кормом для крыс, если бы не Его Величество случай, который улыбается лишь одному из миллионов, и еще меньшее количество людей успевает за него уцепиться.
Она не помнила, сколько времени провела в трущобах, прячась от охранников ее прежнего хозяина, в страхе, что ее найдут и вернут, пока не прибилась к группе таких же обездоленных сирот. Стайка вечно голодных озлобленных зверенышей, основным законом которой был «выживает сильнейший». Несколько старших мальчишек посильнее возомнили себя вожаками и заставляли мелких целыми днями бегать в поисках съестного, а потом отбирали почти все найденное. Тех, кто был с ними не согласен или приносил недостаточно, просто отгоняли от единственного костра, который удавалось поддерживать в старом подвале, который она тогда считала домом.
В тот день четырехдневный голод толкнул девчонку на кражу. Ее «добычей» стала всего лишь небольшая сырая тушка пустынного краба, которую удалось на бегу прихватить с прилавка. Стоила она пару самых мелких алюминиевых монеток, но торговец сразу же поднял крик, тыча в сторону убегавшей девчушки кулаком и призывая всех немедленно остановить воровку. Трое бойцов одной из банд, как раз патрулировавших улицу, бросились за ней вдогонку, на ходу приказывая остановиться, но напуганная девочка продолжала бежать, шлепая босыми ногами по грязи и лужам.
В одном из переулков ее все же загнали в угол, и она, прижимая к себе тушку краба, как сокровище, тыкалась во все дома, пытаясь найти лазейку. Все двери оказались запертыми, а со всех сторон наступали бандиты, потирая руки в ожидании расправы.