— Так нельзя, — вмешалась Энтри, прежде слушавшая их перебранку молча. — Нельзя говорить так, словно не есть ничего изменить. Изменить можно все и всегда! Надо только верить!
— Одной веры обычно мало, — вздохнула Волчок. — Если веру подкрепляют более весомые аргументы, — она погладила свою винтовку, — тогда можно о чем-то говорить всерьез. В любом другом случае это все равно что ткнуть пальцем в небо. А мы будем поступать по обстоятельствам, с минимумом потерь и рисков. Поэтому если я говорю, что мы уходим, то мы просто берем и уходим. Погибнув там, вряд ли кому тогда поможем, а так хотя бы добьемся хоть каких-то результатов.
— По обстоятельствам, — кивнула Энтри. — Однако сейчас мы должен отдыхать. Потом есть большой путь.
Лучница вздохнула и достала из-под скаток несколько небольших металлических контейнеров. В каждом таком укрытии имелся запас пищи и влагосодержащих гелей на тот случай, если группы охотников задержатся в Болотах гораздо дольше положенного. Вяленое мясо полосками и прессованные кубики концентратов, которые пользовались спросом у жителей Болот, были не самым лучшим дополнением к сухпайкам девушек, но все же немного разбавили рацион. А вот тюбики гелей Волчок выгребла все без остатка, несмотря на недовольство Энтри, уверенной, что часть запасов необходимо оставить. Без воды в Болотах они обречены, даже без еды протянут больше, а сколько им еще придется шататься по этим уже успевшим надоесть топям, никто не мог сказать точно.
— Все-таки я боюсь, что нас будут преследовать, — сказала Рейвен, — нужно выставить часового. Думаю, часа три на отдых нам хватит… Каждый из нас час дежурит и три отдыхает. Я пойду первой, а вы сами решайте, — поднялась девушка, забирая свою винтовку, — если что-то случится, всех подниму. А сейчас надо отдохнуть. Судя по твоим картам, нам предстоит пеший переход гораздо длиннее того, что прошли.
Снова надев шлем и закрепив его, девушка вышла наружу и огляделась по сторонам, пытаясь определить наиболее подходящую точку обзора. Лучшим, по ее мнению, оказался уцелевший участок крыши, до которого можно было добраться по сохранившимся фрагментам пролета пожарной лестницы. Здание покосилось, у крыши был вполне заметный наклон, и Рейвен устроилась, прижавшись спиной к покрытой толстыми слоями оксидов квадратной трубе вентиляции. Укрывшись за ней, девушка оставалась невидима со стороны улицы, но контролировала все подходы к убежищу. Устроившись удобнее и положив винтовку рядом, так чтобы ее можно было схватить при первой опасности, девушка переключила визор на ночной режим.
В тишине и относительном покое дежурства в голову сами по себе сразу полезли посторонние мысли, тем более сейчас, когда действительно было о чем подумать. Больше всего девушка сомневалась в том, что ее напарница права и действительно стоит довести начатое рискованное дело до конца, но эти мысли ее посещали чуть ли не с самого начала. Сколько на них свалилось неприятностей за время пути и каждый раз получалось выбраться живыми, порой самым чудесным образом. На этом моменте Рейвен усмехнулась, вспоминая, с какой уверенностью ее напарница каждый раз кидалась в самые опасные места, рискуя головой, и при этом всегда получалось найти какой-то выход. Было ли это случайностью или просто неимоверным везением ее напарницы? Могло ли вообще так случиться, что эта странная череда случайностей свела таких разных людей вместе? И действительно ли это были просто случайности?
Рейвен не была фаталисткой и никогда прежде не задумывалась о том, играла ли судьба серьезную роль в ее жизни, или каждый раз в качестве решающего момента выступала только ее собственная воля. Конечно, неприятно было признавать, что вся будущая жизнь уже кем-то предопределена, и в действительности от собственных решений ничего не зависит, но многих, наоборот, именно такой путь и устраивал. Он словно снимал ответственность за собственные поступки и ошибки, перекладывая их на некие высшие силы, но сама девушка привыкла считать, что никто, кроме нее самой, не может влиять на ее будущее. Однако после встречи с Горлодером, побывав в цепях, в шкуре бессловесного раба, которого не воспринимают даже как человека, ход ее мыслей изменился. Теперь ей не просто не хотелось верить в судьбу. Рейвен отныне ее боялась, ведь она могла быть вполне такими же кандалами для человека, ведя по уже заранее намеченному пути, сковывая, не оставляя шансов ни на собственный выбор, ни на возможность изменить направление.
Однако если их встреча с наемницей действительно не была случайностью, а звеном в неизвестной цепочке событий, то у нее должно быть и какое-то логическое обоснование. Только вот действительно правдоподобных доводов для объяснения всего произошедшего, что часто направлялось лишь случайными эмоциями, желаниями или даже страхами, и когда в действиях не было никакой принципиальной логики, Рейвен просто не могла найти.
Она не почувствовала, скорее интуитивно ощутила, как нечто очень хрупкое и почти незаметное опустилось ей на плечо. Вздрогнув от неожиданности, поскольку ни один из датчиков шлема не показывал никакого движения, но, обернувшись, увидела, что у нее на плече сидит, потирая тонкие почти незаметные лапки, светящееся существо, с маленькими тельцем и большими, широко раскинутыми крыльями. Оно словно светилось золотом в абсолютной темноте Болот и, даже отключив визор ночного режима, Рейвен все равно отлично видела это странное существо. Кажется, их называли бабочками, и вроде даже разводили в самых богатых оранжереях верхних городских уровней Тарратоса, но прежде живыми их девушка никогда не видела, только несколько фотографий на одной из выставок. И никогда не представляла, что эти эфемерные существа светятся в темноте.
Яркий свет всегда привлекал к себе внимание остальных обитателей этого мира. Слишком заметным и выделяющимся в темноте становился тот, кто пользовался светом, и слишком много хищников привлекал. Ни одно существо, обитающее в диких местах Пустошей, не стремилось ничем выделяться, стараясь вести скрытный и тихий образ жизни, ведя постоянную войну на выживание в давно сошедшей с ума биосфере мира вечной ночи. И уж точно подобное невесомое и хрупкое существо, настолько заметное в Болотах, не могло здесь выжить. Рейвен, завороженно смотрела на бабочку, сидящую у нее на плече и чуть заметно шевелившую крылышками, словно на невероятное чудо. Наконец, сумев все-таки оторвать взгляд от нее, она подняла голову вверх, обнаружив над головой стайку таких же существ, парящих в воздухе в плавном танце, больше напоминая золотые искорки, поднятые вверх столбом горячего воздуха от костра. Здесь, где вокруг нет ничего, кроме пустоты и развалин, их воздушный танец казался занесенным из другого мира, невероятно красивым, но странным и совершенно чуждым для этих враждебных мест. Рейвен наблюдала за ними, открыв рот, боясь пошевельнуться и затаив дыхание, чтобы случайно не спугнуть призрачных гостей, рассыпающих золотистую пыль с трепещущих крылышек. Даже выкрученный на максимум датчик движения едва мог фиксировать этих маленьких и почти невесомых существ, оставлявших бледные почти незаметные засечки на радаре.
Бабочки продолжали чарующий полет, ярко сияя золотыми сполохами, гипнотизируя, унося сознание куда-то далеко, и у девушки не было особого желания сопротивляться. Мысли впервые за многое время успокоились, и их мутный бурный поток прояснился и превратился в спокойное и размеренное течение. Рейвен стало легко, как будто кто-то ослабил натянутую внутри струну, успокаивая душу и эмоции.
Девушка не сразу поняла, что видит перед собой не бабочек; перед ней молниеносными вспышками проносились огни миров, рождающихся в бесконечной пустоте, сияющих светом разумной жизни. И так же быстро они сгорали, чтобы не оставить после себя ничего, кроме едва тлеющих угольков, пропадающих в кромешной тьме. Выше зажигались все новые и новые огоньки, но темнота пустоты, где исчезали догоревшие, шла за ними по пятам, словно желая поглотить последний свет, мешавший распространиться ей всюду. И зависть эта была почти осязаемой, казалось, можно было протянуть руку и схватиться за это холодное колючее ощущение. И все же, рядом с завистью было еще что-то, поднимавшееся из глубокой пустоты, оттуда, где едва тлели последние искорки исчезнувших миров. Надежда? Как еще можно было назвать это едва заметное, но все же слишком прочное, чтобы сломаться до конца, чувство, за которое Рейвен зацепилась?