— Рейвен? Все есть хорошо? — она пришла в себя, и видение моментально исчезло вместе с золотыми бабочками, от их стайки и света не осталось и следа. Голос Энтри, вернувший ее к реальности, словно сдул все это, оставив лишь бесконечную темноту черного неба. Девушка даже почувствовала укол горького разочарования, что все так быстро прошло, хотелось запомнить эту красоту и отложить картинку в памяти, но от нее остался лишь смутный и расплывчатый образ.
— Да, почти, — неуверенно кивнула девушка головой, включив внешний динамик и пытаясь понять, как могла не услышать резкий писк датчика движения, сообщавший о приближении лучницы. — Что, меня так легко оказалось обнаружить?
— Ты не из мест Болото, — пожала Энтри плечами, снимая лук и присаживаясь рядом. — Ты не понимать суть Болото, но я не винить тебя в это. Ты не есть родиться здесь и не знать, как здесь выживать. Потому тебя так хорошо понимать. Так легко. Ни один из рожденный в Болото никогда не стал поднимать наверх, на открытое место. Это есть опасность. Тварь может увидеть, уходить некуда. Человек с Болото есть всегда бояться, потому человек с Болото всегда забиваться в укрытие, чтобы никто не видеть.
— Можно было и сказать об этом, — с досадой вздохнула Рейвен, снова подключая визор ночного зрения, поскольку даже вместо собеседницы рядом она видела только едва заметный контур. В привычных черно-зеленых тонах ночного визора можно было разглядеть лучницу, сидевшую рядом и крутившую одну из стрел между пальцами. Рейвен понимала, о чем сейчас эта девушка думает, но все же не могла не поинтересоваться: — Энтри, скажи, ты же здесь живешь с самого рождения. В Болотах есть бабочки?
— Что есть? — не поняла лучница, сразу подняв на нее взгляд толстых защитных окуляров своей маски, и Рейвен, все еще неуверенная, что таким действительно стоит делиться, попыталась описать увиденных существ.
— Моя не видеть ничего подобное прежде, — честно призналась Энтри, покачав головой, и девушка сразу почувствовала, как внутри словно что-то оборвалось. Не хотелось признавать, что такая красота могла быть лишь плодом ее фантазии, но лучница, кивнув головой, сразу же добавила: — Однако моя слышать такое. Такое есть старый, но очень красивый легенда, что мать рассказывать дети перед сон.
— А мне можешь рассказать? — сразу уцепилась за это Рейвен, и Энтри, подумав несколько минут, согласилась, кивнув головой. Конечно, при переводе с родного языка на стандартный получалось не очень точно обыграть все словесные обороты, но Энтри старалась, подбирая наиболее подходящие слова, а Рейвен было действительно интересно узнать, что она видела, и насколько реально это все могло оказаться. Так что девушка слушала внимательно, только изредка поглядывая по сторонам, проверяя, не приближается ли кто к их укрытию.
Бабочки были легендой Болот, которых никто никогда не видел, а тем, кто рассказывал, будто смог увидеть хотя бы одну во время своих вылазок наружу, никто не верил. Те, кто пересказывал эти легенды, говорили, что это никакие не животные и не мутанты на самом деле. Это духи умерших, которые не приняли страшное зло мира и сохранили где-то в глубине себя чистоту, которая оказалась угодна самим богам, внимательно наблюдающим за жизнью простых людей. Бабочки были их посланниками, которых они отправляли к живым в моменты слабости, чтобы поддержать и помочь сделать правильный выбор. Порой это значило и то, что человек уже выбрал путь, которому благоволят боги, остается только следовать ему.
— Это что-то говорить ты? — поинтересовалась Энтри, прервавшись на минуту. — Почему ты вспомнить бабочка сейчас? Я понимать твой сомнение…
— Просто ситуация у нас действительно похожая, — пожала плечами Рейвен, поставив свою винтовку перед собой и внимательно глядя на слабое свечение заряженных катушек. — Мы ведь сейчас тоже идем, даже толком не зная куда, и никто из нас, кроме разве что Волчка, не уверен, что поступает так, как действительно надо.
— Мы никогда не знать все итог наши решение, — кивнула Энтри. — Однако мы знать ответственность за сделанный решение. Потому мы всегда сомневаться. Не сомневаться только глупец.
— Хорошо сказано, — кивнула Рейвен, пытаясь уместить все в свою голову. Если бабочки, как сказала Энтри, действительно посланники богов, указывающие верный путь, то не могло ли оказаться так, что это был знак ей, говоривший, что больше не следует сомневаться в правильности своего решения. Она пожертвовала уже слишком многим, чтобы просто так все бросить, а потом… Рейвен вдруг усмехнулась, а потом и вовсе рассмеялась, немало удивив и даже испугав свою собеседницу, дернувшуюся от неожиданности и подсознательно потянувшуюся к ножу.
А Рейвен только сейчас поняла, что никакого другого пути у нее вообще не осталось, прошлое давно заброшено и забыто, ни сослуживцев, ни друзей просто не осталось. Они погибли из-за предательства или сами стали предателями, оставившими ее умирать в Пустошах. Город, который она раньше называла своим домом, стал таким же чужим, как и остальной мир, за его стенами не было никого, к кому хотелось бы вернуться, так что все, что у нее осталось — вздорная наемница, которая все время старается сунуть голову в самое пекло.
— С тобой есть порядок? — поинтересовалась Энтри, когда Рейвен отсмеялась и немного пришла в себя. — Ты выглядеть странно.
— Все хорошо, — кивнула девушка, — просто сейчас я окончательно поняла, что правильно, а что нет. Может быть, сейчас даже поняла, что у меня даже семья появилась… хотя это очень странно…
Рейвен привыкла всегда быть одна, не доверять никому больше, чем это положено рабочими отношениями, но Волчок с самого начала ворвалась в ее жизнь, пробилась к ней, подошла слишком близко, да так и осталась. Можно ли было ее в таком случае назвать семьей? Слишком важное слово, чтобы так просто к нему относиться, но только от одного его звука на душе становилось немного теплее. Не было этого вечно давящего чувства одиночества, пропадавшего сразу, как только в первый раз прозвучало это слово.
— Тогда тебе есть повезло, — кивнула Энтри. — Семья есть важно в наш мир. Все остальное не есть так важно, как важно есть семья.
Рейвен молча кивнула. Ту старую семью, от которой она сбежала, вычеркнула, стерла из воспоминаний, она не воспринимала так близко, и с таким теплом, как сейчас думала о своей напарнице. Наверное, весь этот безумный мир строится на подобных парадоксах, когда столь важные вещи можно найти в местах, где их просто не бывает, по определению.
Отдых прошел на удивление спокойно, Рейвен не стала будить наемницу, задремавшую сразу же, как только они добрались до норы, у нее вообще была уникальная способность спать в любых условиях. Сказывался опыт дальних переходов, когда сон являлся важнейшей частью отдыха, а бесполезные попытки заснуть, ворочаясь с боку на бок, только еще больше изматывали организм. Энтри сменила ее, едва не силком заставив поспать хотя бы пару часов, дав организму расслабиться. Сон был пустым, черным, но на удивление спокойным, и впервые, проснувшись, Рейвен никак не могла вспомнить, что именно ей снилось, но воспоминания прошлого ее точно не тревожили.
Наверное, сны были одним из самых важных показателей того, чем являлся этот мир, расположенный под вечно черным небом без светила, способного согреть эти пепельные мертвые земли. Людям, которые жили здесь, сны не снились. Не было никаких ночных фантазий, тревоживших человеческую душу, когда сознание засыпало, только обрывки старых воспоминаний, порой возвращавшихся и бывших удивительно яркими, словно человек переживал их снова. А может, превратившиеся в образы сильные эмоции, заново рвущие душу так, что сон заканчивался испуганными криками и пробуждением в холодном поту. Возможно это происходило потому, что фантазии людей, не видевших вокруг ничего, кроме пустоты и тьмы, не за что было цепляться, а то, что мир им показывал, было страшным и жутким и к нему не хотелось возвращаться снова. А может потому, что в мире, где не светит Солнце, сны просто никогда не появлялись, потому, что им неоткуда было прийти.