Там же им выдали однотипные серые робы из грубой мешковины, которые Рейвен узнала с первого взгляда. Такие же робы выдавали заключенным в тюрьмах ее родного города, и легко можно было догадаться, каким образом несколько тысяч штук оказались у Горлодера. С другой стороны, каким бы путем они сюда не попали, робы были намного лучше успевших насквозь провонять изорванных и едва прикрывавших тела обносков, что были на пленниках.
Переодевшихся сразу гнали наружу, подталкивая элекрошокерами, установленными на минимальную мощность. Такие не могли сразу же вырубить человека, но разряд все равно получался чувствительным, и пленники моментально ускорялись, лишь бы не получить еще один. Там, наверху, их уже ждали тяжелые шестиосные грузовики с большими закрытыми кузовами, куда пленников загоняли как скот, забивая до пределов допустимого, пока те не начинали буквально давить друг друга, после чего дверцы закрывались и машина отъезжала. На ее место тут же подъезжала другая, с уже открытым кузовом, не замедляя весь процесс погрузки ни на секунду.
Рейвен про себя отметила, что на самом деле бандиты организованы и подготовлены гораздо лучше, чем может показаться с первого взгляда. Горлодер держал под контролем тысячи людей и сотни бойцов, действовавших эффективно и без ошибок, а подобного просто нельзя добиться без четко поставленной организации. Даже сейчас каждый из его бойцов точно знал свое место и что ему надо было делать, никакого лишнего шума и суеты, за исключением устраиваемой самими пленниками, напуганными и не понимающими, что их ждет впереди. Она старалась держаться рядом со своими новыми товарищами, ориентируясь на здоровую фигуру Родо, державшего на руках Гвиндо, с его короткими ножками имеющего все шансы быть затоптанным в происходившей вокруг толчее. Где-то рядом шли остальные, но в общей суматохе и при плохом освещении разглядеть их было почти невозможно, оставалось только надеяться, что они нигде не отстанут и не потеряются.
Внутри кузова было тесно, душно и жарко. Из всей вентиляции там была только небольшая вытяжка на потолке с парой работающих вентиляторов, и даже зарешеченные смотровые окошки были закрыты толстым органическим стеклом, практически герметизируя помещение, не предназначенное для такого большого количества народа. Пленники были набиты так плотно, что просто вжимались друг в друга, не способные даже нормально развернуться или слезть с чьей-то ноги, случайно на нее наступив.
— Рэй! Рэй! — откуда-то с другого конца раздался зычный голос Родо, возвышавшегося над всеми практически на две головы, он был вынужден постоянно пригибаться, упираясь макушкой в потолок. Выговаривать полностью ее имя, оказавшееся для него слишком сложным, Родо так и научился и остановился на таком сокращении. Мутант, который в действительности оказался не настолько ужасным, как можно было подумать, пытался разглядеть ее среди всех остальных, по-детски беспокоясь о потерявшемся товарище, которого называл не иначе как «дгрух», хоть Рейвен никогда и не проявляла к нему каких-то особенных дружеских чувств. Все же сейчас она искренне обрадовалась, что о ней помнит хоть кто-то, и подняла руку, пытаясь привлечь внимание мутанта. Довольное гуканье Родо обозначило, что ее заметили, но даже для такого великана пробиться сквозь столпившийся в кузове народ не представлялось возможным.
Машина, загудев движком, тронулась, но быстро снова остановилась, вероятно, освободив место для следующей, а потом опять поехала, примерно минут через пятнадцать после того, как их всех сюда погрузили, хотя контролировать себя и пытаться еще не потерять ориентацию в пространстве и во времени в такой толпе народа оказалось очень сложным. Рейвен никогда не представляла, что может оказаться в такой ситуации, и, что самое страшное, врагов здесь не было, здесь были же такие несчастные, как и она, пленники, предназначенные для продажи, не способные защитить даже собственную свободу, загнанные сюда как послушное стадо. Такие же напуганные, дезориентированные, разбитые морально и физически.
Всех их, забитых в грузовики в темноте, тесноте и даже не понимающих, куда конкретно они направляются, везли на продажу, но девушка, наоборот, чувствовала прилив надежды и уверенности. Здесь у нее был более реальный шанс на побег. А потом… что будет потом, Рейвен особенно не задумывалась, но уже решила, что никогда больше не вернется в город, теперь ей там не место. После всего случившегося, после всего того, что узнала, она не хотела снова становиться расходной монетой в играх городских властей, заботящихся исключительно о собственных карманах.
Сейчас она неожиданно сильно почувствовала, чего ей не хватало все это время — свободы. Настоящей, а не придуманной, чтобы развлекать горожан, прожигающих всю жизнь в повседневном труде и бессмысленном существовании в крохотных комнатках внутри жилых блоков, наставленных друг на друга, как кубики в детском конструкторе. Так отчаянно хотелось еще раз вдохнуть этого чистого и свежего воздуха свободы, независимости от чужих пожеланий и игр. Пожить для себя, как никогда прежде не жила, но для этого надо сначала выбраться из этой проклятой коробки, сейчас трясущейся на неровной грунтовой дороге, тянущейся через дикие пустоши.
Весь мир сжался до размеров этого маленького и душного кузова, забитого людьми, и не получалось даже задуматься о чем-то другом, постоянные толки, тряска, чьи-то стоны и недовольные возгласы не давали ни на секунду забыть, где Рейвен оказалась. Даже дышать и то получалось с трудом; из-за плохо работающей вентиляции воздух стал тяжелым и вязким, заполняя нос и легкие, так что каждый новый вдох давался с усилием, буквально вдавливая в легкие новую порцию. Казалось, что эта дорога будет бесконечной, Рейвен потеряла счет времени и уже не понимала, как далеко они уехали, только постоянная тряска от движения напоминала, что они вообще куда-то едут, а не просто застыли где-то в пространстве, всеми забытые. Рейвен уже была готова проклясть все на свете и этот фургон в частности, когда машина все-таки остановилась, а дверцы кузова открылись, позволяя рабам выбраться наружу.
Конвой остановился в одном из поселений, расположенных вдоль торгового тракта. Часто используемые и проверенные торговые пути были не такой уж часто встречающейся вещью в Пустошах, но практически на каждом таком, тонкой нитью десятки тысяч километров тянущемся сквозь безлюдные развалины древних городов, песчаные и каменистые пустоши, как бусины на ожерелье, появлялись небольшие поселения, порой сильно разрастающиеся, а порой быстро погибающие. Все их благосостояние зависело исключительно от того, насколько полнокровным и богатым будет идущий через них тракт. Стоило лишь торговым связям ослабнуть, как они моментально хирели и вымирали, но если торговые караваны шли регулярно и везли множество грузов, то и поселения на этом пути росли и крепли.
Рейвен практически сразу узнала поселок, в котором они остановились, она тут бывала пару раз на задании. Тортук — довольно крупное поселение, расположившееся на пересечении сразу двух крупных трактов.
Один вел из Тарратоса в земли княжества Симертин, откуда в город с завидной регулярностью шли тяжело груженные конвои с редкоземельными рудами и золотом, поскольку мест добычи этих металлов у самого города не было, а обратно шли предметы роскоши и искусства. Князья Симертина, быстро разбогатевшие на добыче полезных ископаемых, никогда не скупились, если речь шла об украшениях и диковинных предметах антиквариата.
Второй торговый путь вел из Тарратоса через плотины Хонна в Линдерин, еще один крупный город-государство. Оба этих анклава, и Линдерин, и Тарратос, напрямую зависели от Хонна — единственного в радиусе миллиона километров источника чистой питьевой воды, удовлетворяющего потребности крупных городов. Из-за этого формально Хонн был независимым, но его защищали воинские контингенты сразу нескольких городов, а сами плотины больше напоминали военную крепость, защищенную со всех сторон и ощетинившуюся стволами артиллерийских орудий.