— Надо отправить в лагерь разведгруппу, — сказал кто-то из охранников, — все равно, что там случилось, но оставлять без внимания такое событие нельзя. Нужны хоть какие-то сведения о том, что там произошло. И потом организовать полноценную спасательную экспедицию в лагерь. Что бы там ни было на записях, но оно может распространиться и дальше…
— Нас это не касается, — отмахнулся Сержант, — пусть этим занимается контролирующая лагерь корпорация. Меня волнует только то, как безопасно провести конвой через Болота.
— Это всех Болот касается, — не согласился охранник, — в том числе и таких караванщиков, как мы с вами. Если ничего не предпринять прямо сейчас, то маршрут можно смело закрывать, а с ним потом закрывать и все Болота вообще. Нельзя просто так делать вид, будто ничего не было…
— И кто отправится в составе разведгруппы? Ты сам? — поинтересовался у него Сержант. Именно этим и отличались внутренние отношения внутри сводных наемных групп. Практически не существовало системы званий и внутриуставных отношений, она применялась только во время боевых действий, когда все решали только быстро и вовремя отданные приказания. Все остальное время в группе царила непонятная демократия, где многие весьма важные вопросы могли решаться чуть ли не общими собраниями, где каждый имел право на свое мнение.
— Отправлюсь, — ответил наемник, подняв руку, — я хочу знать, что за Бездна там открылась, и что с ней можно сделать. Мне нужно еще пять человек, не больше. Все остальные могут остаться с конвоем и спокойно ждать нашего возвращения.
— Мы с вами, — подняла руку Волчок, — проверим лагерь, после этого сматываемся оттуда как можно быстрее. Своим путем…
— Уже три человека, — удивленно протянул Сержант, пока Рейвен пыталась решить, стоит ли ей возмущаться вслух, что напарница за нее уже все решила, или же подождать, пока останутся одни. Офицер, остановив своего помощника, все пытавшегося ему что-то сказать, только поинтересовался: — Еще желающие есть? Нет? Тогда слушайте. Все, что вы сейчас увидели, должно остаться строго между нами, я не хочу поднимать в караване панику, пока на это нет действительно весомой причины. Вполне может оказаться, что краулер шел не из лагеря, а подхватил эту заразу где-то в топях. Если хотя бы просто пойдут слухи о том, что здесь увидели, я лично расстреляю всех присутствующих. Вам понятно?
Ему ответили молчаливыми кивками, соглашаясь с подобными ограничениями. Если наемники еще были в большинстве своем опытными бойцами с военным прошлым, способными контролировать свои эмоции, то гражданская часть каравана, состоявшая из водителей, техников и обслуживающего персонала, была не столь закаленной, и за их отношение к подобной ситуации ручаться было гораздо сложнее. Они вполне могли и взбунтоваться, отказавшись двигаться дальше навстречу подобной опасности.
Покидали командирскую машину все по отдельности, расходясь по своим постам, и нельзя было сказать, что Рейвен довольна результатами. На службе ей приходилось мыслить рационально, оценивать риски и возможности, от которых зависели не только жизни других людей, но и ее собственная, поэтому она никогда не решалась на слишком рискованные операции, прекрасно понимая свои обязанности и ответственность. И оттого еще непонятнее была ситуация с Волчком, так вцепившейся в этот контракт, не желая его отпускать ни под каким предлогом.
— Что, все еще дуешься? — поинтересовалась у нее наемница, подходя сзади. Через динамики боевого шлема голос звучал сухо и гулко, почти съедая все эмоции. — Ты же должна понимать, зачем я все это делаю…
— Мы лезем в петлю, а ты даже не желаешь оглядываться, — напомнила Рейвен. — Я, конечно, за все тебе благодарна, но просто не могу вот так лезть на рожон просто, чтобы убиться… Ты же сама видела запись? У тех людей не было ни единого шанса. Ты тоже так хочешь?
— Да ладно тебе, — Волчок старалась выглядеть равнодушной. — Слушай, на Болотах постоянно гибнут люди. И смертями порой куда более жуткими. И ты наверняка знала об этом, когда соглашалась. Однако согласилась ведь? Так чем эта новая опасность отличается ото всех остальных? Просто еще одна проблема на пути. Разберемся с ней, и все будет отлично.
— Ты уверена, что будет все отлично? — поинтересовалась Рейвен, запрыгивая на подножку их бронемашины. — Волчок, мне всегда говорили, что риски необходимо оценивать. И то, что ты сейчас предлагаешь, не стоит никаких денег…
— Денег не стоит, — покачала головой наемница, соглашаясь, — а вот свободы стоит. Если я… если мы выполним этот контракт, то сможем отправиться куда захотим! Подальше от всех этих проклятых болот и бедных пригородов, где все время надо бороться даже за банальный воздушный фильтр… Меня уже достал по самые гланды этот проклятый мир, я хочу увидеть хоть что-то еще, кроме грязи и болот. Понимаешь?
— Понимаю, — странно было слышать вот такое неожиданное откровение, просто сидя рядом с ней на подножке медленно движущейся через топь бронемашины. — В этом я тебя могу понять…
— Мутанта лысого ты понимаешь, — вдруг как-то громко и надрывно бросила Волчок. — Ты же городская. Ты жила за стенами, у тебя была нормальная крыша над головой, и ты не рылась в отбросах, чтобы не помереть с голода. Ты просто жалеешь о том, что потеряла, оказавшись здесь… А я… Я хочу хотя бы краешком глаза посмотреть на то, как можно жить, а не бороться за выживание. Вот в чем между нами главная разница…
— В городе все то же самое, уверяю, — покачала головой Рейвен. — Люди рвут друг друга за власть и деньги, всем на всех плевать и единственное, что ты можешь, как просто цепляться за то место, куда тебя вынесло потоком и надеяться, что вот однажды жизнь наладится. Только беда в том, что ничего не меняется. Ничего и никогда… только в худшую сторону. Знаешь, здесь ты хотя бы сама можешь решать, что тебе делать… А в городе за тебя уже все решает система. Ты либо подчинишься ей, либо она тебя сломает. Не думай, что там лучше, чем здесь…
— Так городов много, не только Тарратос, — пожала плечами Волчок, — Я хочу найти место, где можно почувствовать себя человеком. А не простым куском мяса в чьем-то прицеле. Наверняка должно быть такое место…
— Думаешь? — засомневалась Рейвен, но Волчок уверенно кивнула головой.
— Наверняка должно быть. Наверняка в этом мире должно быть место, где нет всей этой грязи. Потому, что если его нет… Нам и вовсе не за что сражаться…
С этими словами наемница поднялась и, даже не сказав ничего на прощание, отправилась на свой пост. Рейвен еще некоторое время сидела на своем месте, размышляя над услышанным и пытаясь понять, действительно ли между ними такая большая разница. Мысли все равно не шли, после всего увиденного и пережитого сегодня сознание требовало отдыха, хотя бы непродолжительного, чтобы просто разложить все мысли по полочкам и перестать рваться в разные стороны.
На крыше грузовика, когда туда вернулась, все еще никого не было, только все тот же однообразный скрип подернутых ржавчиной деталей из-за небольшой качки машины. Участок был неровным, и она сейчас ощущалась даже сильнее, чем обычно. И сейчас все было даже тяжелее, чем обычно, особенно после слов наемницы о том, что они никогда не смогут друг друга понять. Отставив ствол в сторону, она присела у парапета, прикрыв глаза и просто послав все в Бездну. Хотелось снять шлем и вздохнуть полной грудью, почувствовать хоть что-то, кроме этого пресного обеззараженного воздуха, но знала, что чистого воздуха здесь нет, только смертельно опасные болотные миазмы. Может быть, Волчок и права, должно быть где-то в этом мире место, куда должно хотеть вернуться…
***
Однако она сама вернулась в свое прошлое. В детство, откуда так хотела сбежать и больше никогда его не вспоминать, но оно само до сих пор порой приходило во снах. Семья у нее была, мягко сказать, не самая благополучная. Отец и мать работали на заводах по двенадцать часов, возвращаясь домой только для того, чтобы немного поспать. Единственным человеком, который заботился о маленькой Рейвен, была бабушка, все самые саветлые воспоминания связаны сней. Но однажды ее забрала служба перенаселения. Такая существовала в районах города с ограничениями по численности населения, потому что выделяемых на них ресурсов не хватало, чтобы прокормить и обеспечить все жителей. И часть людей просто оказывалась за ограничительной чертой. В первую очередь это были старики, инвалиды и малыши из семей, где уже было двое детей. Куда их забирали, никто не знал, но никто и никогда не видел, чтобы кто-то возвращался. Только гораздо позже, уже на службе в полиции, Рейвен узнала, куда их отправляли, но сразу же пожалела об этом, и до сих пор безуспешно пыталась забыть. После этого маленькая девочка подолгу оставалась одна в небольшой квартирке, состоявшей всего лишь из одной комнаты и кухни.