Когда мать умерла, отец окончательно сломался, начал пить и практически перестал появляться дома, а когда возвращался, то вообще мало что соображал и вел себя как настоящая скотина, в очередной раз напиваясь до невменяемого состояния. Тогда Рейвен познакомилась с тем, насколько тяжел отцовский кулак. Ей тогда было всего лишь четырнадцать, и оставался выбор — либо сдаться и сгнить в том, что называлось ее жизнью, либо драться за свое будущее. Девушка выбрала второе, и пока ее сверстницы в верхних уровнях играли в куклы и мечтали о том, как выйдут замуж за прекрасного принца, она терпела побои, пьяного отца и мечтала только о том, чтобы когда-нибудь однажды дать сдачи.
В полицейскую академию экзамен был сложный, но все же недостаточно тяжелый, чтобы ее отсеять. Единственную девушку на всем потоке, в тайне от отца подавшую документы на поступление, в тайне от отца сбегавшую на вступительные экзамены. Единственную с нижних уровней, сумевшую получить проходной балл. Рейвен пережила все, начиная от тренировок и заканчивая практикой в действующих полицейских частях с участием в боевых операциях. Отличие в учебе, отличие в практических операциях, медаль за отвагу, награда за спасение товарища из-под огня, лучший курсант выпуска. А потом она вернулась домой…
Дверь даже не изменилась, разве что только больше проржавела, но даже нарисованная каким-то хулиганом граффити осталась на своем месте, никто так и не додумался ее закрасить. Зато звонок уже не работал, поэтому пришлось стучать прямо по металлической двери, сбивая хлопья ржавчины. Рейвен здесь было знакомо каждое место; в этих длинных и грязных коридорах жилых модулей на нижних уровнях, перенаселенных и забитых людьми, у многих из которых даже удостоверяющих личность документов не было. Полиция в таких местах была редкостью, обычно наведываясь только в ходе операций зачистки на бронированных автомобилях и со штурмовыми щитами, электрошокерами и огнем на поражение подавляя любое сопротивление.
Появляться одному в форме полицейского здесь тоже было не очень безопасно, и потому Рейвен пришла в обычной гражданской одежде, одной из самых простых, что у нее была, не привлекая лишнего внимания местных хулиганов. Адреналиновая сигарета в зубах давно прогорела до окурка и едва тлела, но девушка не обращала на это практически никакого внимания, мысли все равно витали где-то в прошлом, в другой реальности. За дверью долгое время не было слышно ни звука, но девушка отлично знала, что он дома. Удостоверения оперативника спецназа полиции открывало доступ практически ко всем службам безопасности, местная охрана даже не пыталась спорить с сослуживцами с верхних уровней.
Только минуты через две после непрестанного стука в дверь с другой стороны зашевелились, и оттуда раздалось что-то, напоминавшее грязную ругань. Рейвен перестала стучать и замерла перед дверью, убрав руки в карманы дешевой кожаной куртки, ожидая, когда ей все же откроют.
— Кого там демоны принесли? — раздался с той стороны полупьяный голос. — Трех, если это опять ты, ноги сломаю, как сказал в прошлый раз.
— Открой дверь, пьянь! — Рейвен не узнала свой голос. — Твоя дочь пришла.
— Че? — за дверью явно не поняли ответа. — Какая еще, в Бездну, дочь?!
— Которая от тебя сбежала, — так же глухо, чувствуя, с какой скоростью начинает стучать ее сердце, пояснила Рейвен, сплюнув окурок сигареты. — Открывай уже, хотя бы посмотришь, кем стала…
— А, дрянь неблагодарная! — с той стороны, наверное, протрезвели достаточно, чтобы оценить ситуацию. — Я же говорил, что еще сама на коленях приползешь. И приполза ведь… Ну, радуйся, что отец у тебя такой добрый.
Дверь открылась, и перед девушкой предстал тот, которого она когда-то называла отцом. Заросшее щетиной обрюзгшее лицо, давно не мытое рыхлое тело в грязном комбинезоне, прихрамывающее на правую ногу и сгорбившееся под собственным весом. Стоило двери открыться, как в нос сразу ударил крепкий запах перегара из щербатого рта с разбитыми губами.
— А, явилась, — прохрипел он, едва продрав глаза, чтобы взглянуть на дочку, — и где же ты, шалава, все это время пропадала?
Рейвен, ничего не ответила, бросила быстрый взгляд в коридор, за спину отцу, убедившись, что там никого нет, и никто не может увидеть происходящее. После этого снова повернулась к отцу, только сейчас позволив себе улыбнуться. Он даже успел удивленно глаза раскрыть, не сразу сообразив, почему дочь после стольких лет не жмурится и не закрывает голову руками от его вида, как прежде. В следующую секунду он уже получил прямой удар ногой в живот. От сильного удара отлетел от двери, повалившись на пол, а Рейвен зашла внутрь, закрыв за собой дверь. Попытки встать и громко возмущаться прервал новый удар, в этот раз уже в лицо, превративший сыпавшуюся изо рта ругань в пускание кровавых пузырей.
— Больно? — поинтересовалась Рейвен, оглядывая, во что превратился ее первый дом. От квартиры практически ничего не осталось, все было продано или отдано за долги, только погнутые металлически полки в шкафах со снятыми или поломанными дверцами, невероятно грязные стены и пол, которые, наверное, не мыли с того дня, как она сбежала отсюда. В дальнем углу рядом с кучей тряпья, вероятно, выполнявшей роль постели, на полу валялись пустые бутылки, а из давно засорившегося унитаза воняло до рези в глазах. Девушка скривила губы, — Больно… Что-то не очень тебе без дочки живется.
Еще один удар ногой в лицо прервал мычание дергавшегося у нее в ногах человека. Рейвен била умело, точно выверяя силу удара, чтобы не убить слишком быстро, этому ее учили и специально тренировали, а она готовилась изо всех сил. И порой единственное, что ее удерживало от срыва — мысли и ожидание именно этого момента. Новый удар, в этот раз в живот, и отец согнулся чуть ли не пополам.
— Ты хотя бы иногда меня вспоминал? — он присела рядом с ним, стараясь заглянуть в его покрасневшие глаза. — Или обычно слишком пьян был для этого? Помнил хотя бы, что у тебя вообще дочь осталась?
Он попытался снова подняться, бросив на нее полный ненависти взгляд, но девушка снова приложила его к полу ударом шокера в шею. Забившись в конвульсиях и брызгая пеной изо рта, он опять повалился на грязный пол, закатив глаза. Потеря сознания в планы Рейвен не входила, поэтому она попыталась налить воды, отключенный за неуплату кран только хрипел и шипел, но отказывался выдавать хотя бы каплю. Так что пришлось приводить его в чувство остатками водки, выплеснутой в лицо.
— Ах ты… — зашипел отец сразу же, но почти сразу же получил еще один удар ногой в живот, и следующие уже заготовленные слова превратились во что-то, напоминающее поросячий визг.
— Скажи, ты хотя бы иногда вспоминал обо мне? — снова присев перед ним, спросила Рейвен. — Ну хотя бы иногда? Вспоминал? Или только порадовался тому, что не надо кормить ребенка и больше денег на бухло уйдет? Или, наоборот, жалел, что не на ком больше злость срывать? Отвечай! — она снова ударила его в живот, потом не удержалась и ударила еще раз с размаху. Было больно смотреть на него, больно смотреть на то, что когда-то было ее домом, больно понимать, что снова оказалась здесь, но была совершенно чужой. Было больнее, чем раньше, когда, забившись в угол, она давилась слезами, боясь даже взглянуть на избивавшего ее отца. Она стала совсем другой, сумев подняться на верхние уровни, где, оказывается, даже была нужна кому-то, могла чувствовать себя членом общества, а здесь, внизу осталась только та маленькая избитая и запуганная девочка, которую никто не искал, когда она неожиданно пропала.
— Стерва… — все-таки сумел выдавить из себя человек, называвшийся ее отцом, что окончательно выбило ее из колеи, — неблагодарная…