Наконец, лестница заканчивается. Огромный зал тонет в темноте — больше нет ступеней, вокруг просто чернота и зернистый каменный пол. Дел бежит вперед, стараясь не глядеть по сторонам, но улавливает металлический блеск справа и слева.
Прутья клеток.
Пустых.
Маленькие шажки дробным эхом разлетаются по залу, где, кажется, нет никого, кроме него.
Дел едва успевает затормозить, когда перед ним неожиданно всплывает еще один круг света от факела, установленного в держателе на стене гораздо выше его роста. Неестественно неподвижное пламя освещает каменный стол как раз чуть выше его плеч, мальчик упирается в плиту ладонями и лбом, глубоко вздыхает.
Пальцы и лоб пачкаются в чем-то холодном и липком.
Дел пищит от неожиданности, отскакивает от стола, лихорадочно трет лоб - липкость стягивает кожу, осыпается сухими чешуйками, остается на пальцах темным, красно-рыжим. Сердце в груди стучит, как заведенное, кровь пульсирует в голове, иголки страха растекаются по каждой клеточке тела.
Едва заметное движение воздуха за спиной, будто сквозняк колыхнул подвешенную к потолочной балке простыню. Дел рывком оборачивается.
Взгляд тут же цепляется за две ярко-алые точки. Они круглые и светятся высоко, намного выше макушки Делвина. Огоньки неторопливо приближаются — шагов совсем не слышно.
Он замирает, как увидевшая змею мышь, не может пошевелить ни рукой, ни ногой - даже не может оторвать взгляд от этих светящихся алых точек. А они всё приближаются и приближаются, неторопливо — заставляют отступить, стукнуться плечами о каменную плиту, прижаться к ней, не замечая, что рубашка липнет к коже. Заставляют задрать голову.
И смотреть.
Смотреть, как из темноты выступает чужая длинная, костлявая фигура, обтянутая серой кожей. Тени лежат между ребрами, забиваются в обрывки того, что когда-то было штанами, а через тощий, прилипший к позвоночнику живот, через впалую грудь с ямами от сходящихся ребер, бежит жуткий, длинный-длинный окровавленный шов с торчащими из него черными нитками.
Звериные красные глаза с вертикальным зрачком пристально смотрят на свою жертву и скуластое, костлявое лицо с провалами обтянутых кожей глазниц все надвигается и надвигается на мальчишку.
Руки беспомощно скребут по камню, нащупав за собой стол, липкий холодный пот льется ручьями, пропитывая рубашку. Дел не может оторвать взгляда от длинного шва — воспалённого, красного, истекающего серым гноем и перетянутого грубыми чернильными стежками черной нити.
Свет факела бликует на острых, как иглы, зубах, когда Пустой открывает рот.
Дел вжимается спиной в каменный стол, зажмуривается и кричит изо всех сил.
И просыпается.
___________
Отменно наточенная опасная бритва скользит по щеке, счищая в таз с теплой водой клочья пены, перемешанные с короткими волосками щетины. На красивом молодом лице застыл яркий прямоугольник утреннего света.
Ведьмак слышит, как внизу, в кухне, хозяйка скребет котел. По полу шуршит веник. Парочка в комнате сбоку что-то воркует. В конюшнях шевелятся лошади, пережевывая свой завтрак.
Закончив с одной щекой, ведьмак проводит лезвием пару раз под носом и поворачивает другую щеку под свет. Кажется, придется все же будить парня — молоть языком он, конечно, горазд, но если не пнуть, то спать будет, похоже, до полудня.
На щеке остаются последние клочки мыльной пены.
Тихий гомон утренней таверны прорезает пронзительный мальчишеский вопль.
— Bloede!
На челюсти сбоку расцветает тонкая красная полоска. Ведьмак оглядывает масштаб повреждений, смывает остатки пены и кровь водой из таза. Подкрашенная красным вода все равно струится вниз по подбородку, на грудь и ниже.
Рубашку пока не наденешь — запачкается. Впрочем, хотя бы мелкий бездельник проснулся. Ведьмак откладывает бритву, одной рукой поднимает еще один таз — пустой, — и кувшин с теплой водой, и открывает дверь комнаты.
____________
Узкая мальчишеская грудь ходит ходуном, пока Дел, судорожно сжав простынь в кулаках, полусидит в постели. Широко распахнутые в ужасе глаза шарят по приветливой, залитой солнцем комнатке, отыскивая следы кошмара.
Вдруг из-за шкафа сейчас выберется Пустой? Вдруг из теней под кроватью сейчас сложится костлявая фигура?
Дел вздрагивает, краем глаза заметив что-то высокое и будто состоящее из палок рядом с дверью. Но нет, это просто вешалка для шляп. Похожая была в сельской таверне. Он выдыхает, но тут же напрягается снова, соскальзывает на пол и пристально смотрит на полосатый вязаный половик.
Под ним дверь в ужасный подвал.
Дел задерживает дыхание и пинком ноги отбрасывает половик в сторону.
Под ним только чистые, покрытые лаком доски пола. Волна ужаса отступает. Дел закрывает глаза и выдыхает окончательно.
Сон. Всего лишь сон. Это просто таверна, куда он приехал вчера с ведьмаком. Маленькие лужицы света лежат на деревянных досках пола, на заляпанном свечным воском сундуке, который заодно играет роль стола, на окованной железными полосами двери, на стенах. В острых золотистых лучах танцуют мелкие пылинки.
В замке поворачивается ключ.
— Что за вопли, Делвин Мерфи?
Дел смотрит на того, кто вошел в комнату.
Вроде бы все как обычно. Белая, гладкая кожа, золотистые искорки света рассыпаются по коротким медно-рыжим волосам. Темно-золотые, почти карие кошачьи глаза смотрят на него сосредоточенно.
Только вот из уголка тонкогубого рта, пересеченного белым шрамом, бежит по подбородку на грудь струйка крови.
Она спускается ниже и ниже.
Стрела холода прошибает желудок и тут же хватает его костлявой рукой. Дел, затаив дыхание, отступает на шаг.
Толстая, шириной с мужской палец, розово-белая полоса измятой, изуродованной кожи тянется через все туловище, от ключиц и до пояса ведьмачьих штанов. Следы от вросших когда-то ниток пересекают уродливый шрам, как ножки гигантской сколопендры.
Он совсем не мертвый. Кожа вокруг шрама живая — светлая и слегка розоватая, мягкая, разве что мышцы на поджаром животе чуть искривлены жутким разрезом. Нет жутких красных глаз. Острые полуэльфьи уши выглядвают из-под коротких рыжих прядей.
“Ты в жизни не догадаешься, что это Пустой тебя забрал,” — в памяти всплывает голос Карона.
Первобытный крик, полный ужаса и отчаяния, рвется из легких, пытается перебороть ужас стоящей в дверном проеме смерти, отогнать острые зубы, которые сейчас пронзят плоть.
Его забрал Пустой.