Все не так!
Но иногда он утихал. Я не врач, но видимо бешенство циклично и начинал рассказывать, как бы между делом, о своей службе в армии и вообще о своей жизни, которая вся целиком была армейская. Казалось, что его зачали родили в казарме, там воспитали и направили прямиком на плац. Рассказы были интересными, хотя почти всегда жуткими.
В горячих точках он действительно побывал немало. Такое просто придумать невозможно. И в редком кино такое увидишь. Да и кино это будет запрещено к показу в кинотеатрах. Скорее походило на воспоминания шизофреника или маньяка о своем прошлом.
Хотя, я повторюсь, придумать такое невозможно. Такое можно только пережить, а пережив и прожив все это невозможно остаться здравомыслящим и нормальным человеком.
Я любил слушать эти рассказы, которые прерывались истеричным нервным смехом, кашлем заядлого курильщика и хронического алкоголика.
Отчасти, они мне нравились потому, что в это время он забывал обо мне и прекращал мое избиение, которое он называл спаррингом.
Отчасти из-за содержимого рассказа. Такое ведь не услышишь по телевизору и в пьяной компании никто не расскажет. Я просто поражался глубине человеческой жестокости, на первый взгляд, а так, если рассудить, холодному расчету. Расчет этот был направлен на одну цель – выжить.
Выжить любой ценой. Ценой предательства, обмана, подкупа, жестокости и убийства. Убить ради достижения своей цели всех, убить всех, кто мешает, кто слабее. Кто сильнее – сделать слабыми, а потом все равно убить. Любым способом убрать со своей дороги.
И только вперед!
Чего стоит только его рассказ, как они раненые в бою, убили своего товарища, которого больше не могли нести на руках и не пожелали его оставить врагу, и как тот, все поняв, не стал молить их о пощаде, а только закрыл глаза и попросил позже зайти к его семье.
Как они молодыми и необстрелянными воровали продукты со своего склада. Как по очереди насиловали пленную девушку, а затем убили ее.
Как нужно грамотно и нагло, но, не забывая об осторожности, устранить всех соперников в коллективе и добиться своей поставленной цели. Стать главным или получить ВСЁ.
Для начала следует поставить перед собой цель. Понять, чего ты хочешь на самом деле, и действительно ли тебе это нужно. Если нужно, то зачем? Расставить приоритеты в жизни, а не болтаться как некая субстанция в проруби, доверяясь лишь глупой судьбе.
Много интересного и занятного об армейской службе и мужском коллективе я узнал от него. Многие свои поступки в жизни пересмотрел. В частности, перестал либеральничать со своим взводом.
Кое кто огреб по шее. С кем не смог справится, тот получили выговор и понижение курсантского оклада. Один, самый наглый и не сговорчивый, уехал к себе в родной колхоз, поднимать сельское хозяйство.
Чем больше я учился понимать наставника, тем больше я ненавидел своего отца. Я и так к нему теплых чувств с юности не испытывал, теперь же я начал просто его презирать. Он бы мог сам всему этому меня давно научить и сколько ошибок я смог бы избежать в жизни. Ошибок, за которые стыдно до сих пор. Стыдно прежде всего перед самим собой, за свое малодушие и трусость. Он бы мог меня научить всему этому раньше! Мог бы, если бы сам обладал такими знаниями и умениями. Таким жизненным опытом. Таким авторитетом и волей.
Но тот был просто работягой и размазней. Не способным постоять ни за себя, ни за свою семью. Зачем он ее вообще заводил?
Вот у меня - все будет по-другому!
Кроме того, жесткое обучение рукопашному бою не прошло для меня даром. Как выражаются в армии, что не доходит через голову, дойдет через ноги. И до меня действительно дошло.
Занятие борьбой в счастливые и наивные студенческие годы, казались просто балетом, по сравнению с тем, что я узнал от этого психопата.
Как ломать руки, душить человека несколькими способами. Наносить все подлые и запрещенные удары, о которых большинство людей и не подозревают, а порядочные спортсмены просто брезгливо подожмут губки.
Дисциплина в моем взводе выросла и это заметило руководство. Даже благосклонного мычания начальника учебки один раз удосужился.
Впрочем, мне на него, как и на всех, было наплевать!
Несколько рядовых, преданно смотрели мне в глаза, и только что портфель за мной как в школе за отличницей и красавицей не носили. Слабый всегда тянется к сильному. У меня появился заместитель, и зам заместителя. Я, освободил сам себя от несения дежурств и возложил эту почетную обязанность на своих заместителей, которую они покорно выполняли. Меня всюду и везде сопровождали двое преданных как собаки слушателей.
Пришлось, что называется, побычить, среди курсантов других взводов. В своем, я стал непререкаемым авторитетом. Среди всех остальных, ко мне сохранялся уважительный нейтралитет. На большее, я и не претендовал. Не жить же мне с ними. Отмучаюсь несколько месяцев, и домой!
Перед тем как войти в аудиторию по сдаче зачета по уголовному праву, все лекции по которому я благополучно проспал на задней парте, взял конспекты у местного зубрилы и пытаясь разобрать его почерк, уселся на корточки, как заключенный в лагере, в конце длинного коридора на втором этаже здания административного корпуса.
Здесь хоть и освещения не хватает, зато не слышно гомона десятков человек, ждущих свой очереди сдать зачет. Мой мыслительный процесс нарушил мелкий гаденыш из моего взвода.
Тип низкорослый и хилый, с копной растущих волос на голове в художественном беспорядке. Причесать свои локоны, как он не пытался, ему видимо так и не удавалось. Волосы росли густыми клоками, торчащими в разные стороны. Кличку Чиполлино, он заработал сразу же, в первые дни обучения.
В каждом коллективе есть подобный тип. Он не нравится абсолютно всем, и никто его никогда не трогает. Мелкий гаденыш остер на язык, знает как напакостить и выставить своего обидчика дураком. Ко мне он относился крайне неприязненно, но в открытый конфликт никогда не вступал. Знал точно, что в драке проиграет, и делал мне мелкие гадости за моей спиной.
Впрочем, своим достойным конкурентом я его не считал на тот момент, и, как всегда, ошибался. Нельзя оставлять вражескую крепость в своем тылу. Даже если она выглядит безобидно на первый взгляд. Со временем мелкие атаки истощат и начнут раздергивать войска.
Не бывает мелочей в подобных делах.
Мелкий гаденыш не прекращал попытки выяснить пределы допустимого в своем поведении и моем терпении, на чем же я сломаюсь. Вот только он забыл, что сломленная ветка может больно ударить по голове.
Встав напротив меня, он о чем то, бормоча, вытащил свой единственный на весь курс корейский сотовый телефон. По тем временам, невидаль и игрушку мажоров. Раскрыв раскладушку, так что бы это видели завистливые взгляды из толпы курсантов, он включил какую-то дебильную мономелодию немецкого марша времен третьего рейха.
Едко захихикал и стал маршировать под музыку, едва не задевая коленями мое лицо. Одновременно отбивал в такт мелодии вытянутыми губами: «Пуу пуурр, пуу рууу пууу пуу пу пуурр..». Брызги слюней из его рта, долетали до моего лица.
Остальные курсанты, краем глаза следили за происходящим, и в целом одобрительно ухмылялись, им всем в равной степени не нравился ни гаденыш ни я.
Я обреченно вздохнул. Рано или поздно все это должно было случится.
Из сидячего положения словно бы нехотя выхватил раскрытый телефон, который тот болтал на шнурке, поднялся на ноги и глядя на растерянную рожу гаденыша, сломал «раскладушку». Та, печально пискнув последнюю ноту замолкла и повисла в моей правой ладони на каком-то хлястике, соединявшие обе половинки телефона.
В те годы, сломать сотовый телефон было равнозначно тому, что намеренно оцарапать гвоздем шестисотый мерседес, при чем вместе с сидящими в нем бандитами.