Затем, через долю секунды по искаженному разнообразными гримасами лицу супостата произвел отработанный до автоматизма по боксерскому мешку удар «тейсо».
Мой наставник и духовный пастырь в виде синей рожи тренера и полного психа показал нам всем этот удар. Но запомнил его, кажется только я один.
Удар наносится открытой ладонью и распрямленной в локте рукой. Наносится быстро и незаметно, выкидывая руку в лицо противнику от пояса. При правильном и умелом нанесении удара, он становится первым и последним. Если ладонь руки попадает в нос – ломается нос. Если в челюсть – вылетают зубы. Одним словом, у человека пропадает всякий интерес продолжать начатый разговор и начинаются серьезные проблемы со здоровьем.
От молниеносного прямого удара, голова гаденыша ударилась затылком об стену, что тоже не прибавило здоровья. Отлетевший от стены маленький кусочек краски, сказал мне о том, что противник долго не встанет.
Тот, медленно и крепко зажмурив глаза сполз на пол на подогнувшихся ногах. Куда я попал ему, сразу не определил, только через несколько секунд боль в ладони заставила меня взглянуть на нее.
Вытащив два передних зуба, которые застряли в мякоти ладони я бросил их на пол перед ошалевшими курсантами и с вызовом посмотрел на толпу, мол что-то не так?
Народ – безмолвствовал.
Я часто вспоминал истеричные вопли инструктора по тактической подготовке. Его долговязую фигуру в камуфляже, морщинистую пропитую физиономию бывалого алкаша. Все произносимые им слова начинались спокойно, затем внезапно, кажется, для него самого, переходили в визг и крик. Он начинал мелко трястись, из его рта брызгала слюна и скапливалась пена как у бешенной собаки.
Метался перед нашим строем перепуганных курсантов, стоящих по струнке в одну линию, размахивал руками перед лицами, явно не замечая наших перепуганных физиономий. А может он все видел, понимал и получал от этого садистское наслаждение? Я так его и не понял. Да и не стремился понять его в то время, если понять такого человека вообще возможно.
В одной из православных молитв, которые я вычитывал десятками, надеясь, что случится чудо, и я единственный в мире излечусь от неизлечимой болезни, постепенно парализующей мое тело, я вычитал и запомнил строки: «Как люблю, так и ненавижу…».
Это потом я понял, что с таким чувством сын - относится к своему отцу. Уважая, любя, боясь и ненавидя одновременно. Всего за полгода не тесного и не ежедневного общения, этот странный во всех отношениях мужчина, дал мне больше, чем мой настоящий отец, к которому кроме жалости и брезгливости я не испытывал никаких иных чувств.
Однажды, мы несколькими взводами находились в спортзале прячась от осеннего дождя в помещении. По причине того ли что в зале было не протолкнуться и занятия было решительно невозможно провести, то ли по причине жесточайшего похмелья, инструктор приказал нам всем усесться на татами и нудным голосом учил нас всех жизни. Прерывая свой сбивчивый рассказ не связанными общим повествованием отступлениями и не к месту глупым хихиканьем.
Мы сидели тихо как мыши, боясь вызвать гнев и мгновенную перемену в настроении рассказчика. Некоторые явно засыпали и старались не уронить голову на грудь. Я, сидя в начале строя, как комвзвода, не внимательно слушал его, не всегда понимая, о чем идет речь. Но одну фразу этого психа я запомнил на всю жизнь, запомнил и поверил ему сразу. Тот печально вздохнул, и переваливаясь с носков на пятки произнёс:
– Берегите себя парни. Случись что, никому кроме мамы, вы нужны не будете.
****
За неделю, не без труда, я укокошил еще одного кусача и рубера. Так же, показываясь во всей красе, в окне кухни на первого этажа, уже без рамы, и стуча половником в металлическую чашку. На второй раз, как и в первый, прибежали пустыши, которые своим урчанием, подозвали кусача. Процесс занял, как мне показалось, намного больше времени чем в первый раз. Возможно, зараженные чувствуя скорую перезагрузку уходили из города, а возможно кормовая база истощилась. Рычание и звуки борьбы из зашторенных наглухо окон я слышал постоянно, но все реже и реже. Звуки выстрелов пропали в первую же неделю. Это могло говорить лишь об одном, всех людей уже доели, и начали жрать себе подобных.
Кусач, увидев меня, попытался целиком залезть в оконный проем. Я соответственно, мужественно отступил в узенький коридор, истерично паля ему в голову из ружья.
В патронах, я тоже не разбирался, и их маркировка мне ни о чем не говорила. Но судя по тому, как я ловко завалил первого, был уверен, что заряд там достойный. От башки кусача пули отлетали во все стороны, рикошетя по стенам и портя мебель пенсионеров. Но тот упорно продолжал лезть в квартиру, выражая своим ревом явное недовольство таким «теплым» приемом.
Лишь только после того, как мне удалось почти в упор, махать руками он не мог, по причине узости кухни хрущевки, влепить заряд ему в глаз, и его победил.
Вскрыл ему споровый мешок там же на кухне. Поскольку он своей задницей загораживал вход с улицы в кухню, я почти лишен был удовольствия лицезреть беснующихся на улице зараженных, видимо, они были более мелкого ранга и осквернять зад кусача своими попытками вытащить его наружу или вскарабкаться по ней в квартиру не решились. Все-таки хорошо, что мешок с различными ништяками, располагается на затылке зараженных. У курдючного барана, все самое деликатесное, например находится в другом месте.
Я слишком часто пью горячий чай. Это я понял, по тому, как мой баллон с пропаном, от сварочного аппарата, внезапно кончился. Горелка, на которой я кипятил чайник, издав жалкое и прощальное сипенье замолчала.
По причине внезапного «конца света», газовые плиты не работали и электричество в квартирах отсутствовало. Ванну я уже не принимал, но вот от чашечки кофе по утру, как истинный аристократ, отказаться не мог.
До перезагрузки еще оставалось четыре дня, и я осмелел или обнаглел настолько, что пришел к выводу, что без кипятка, моя жизнь теряет всякий смысл.
Во дворе дома, стояла грузовая «Газель», под днищем которой, это было видно из окна, был газовый баллон красного цвета. Как и чем крепиться данный баллон с газом, есть ли там газ вообще, я понятия не имел. Но, тем не менее, твердо решил совершить подвиг.
Предварительно скинув из пробитого зараженными окна табуретку, по которой я буду залазить назад, я вооруженный винтовкой и кухонным ножом, отправился на «дело». Нож, я как пират, зажал между зубами. Примерно с пол часа я провозился, откручивая и отрывая баллон от днища машины. Затем, взвалив его на спину и неся Сайгу в одной руке смешно потрусил к зданию.
Почему мне никто не сказал, что эти твари могут двигаться так бесшумно и так быстро?!
Тот, видимо поскользнулся одой ногой на уже начавших разлагаться трупах пустышей, и кусача, которые я брезгливо отпиннал ногами от окна, и своею лапой, поскользнувшись и падая, не схватил меня, а втолкнул по полу кухни к дверному проему.
В момент нашего знакомства я уже закинул баллон с газом внутрь разнесенной в хлам кухни и практически залез в нее сам, оттолкнувшись ногами от табуретки. Переворачиваясь и кувыркаясь, летя по полу, я не мог доли секунды понять, что происходит. Только подлетев, скользя на боку к дверному проему, до меня дошло, что все это время я не выпустил оружие из руки. Так же, лежа на одном боку, я как в кошмарном сне видел, как рубер, пролез на кухню, вслед за мной, прикрыв баллон своим бронированным животом, оставив небольшой прогал, в который было видно бок красного пропанового баллона.
В своих снайперских способностях, я никогда не сомневался. Если есть малейший шанс промахнуться, я им обязательно воспользуюсь.
Скорее неосознанно, от отчаяния и не понимая, что я делаю, я нажал на спусковой крючок винтовки, которая лежала плашмя на полу. Я уже не рассчитывал ни на что. О том, что подобным патроном можно пробить газовый баллон, я никогда не слышал. Я уже вообще ничего не слышал и не видел.