— Я и тебе кофе сделал, но он давно остыл. Все это, — профайлер обводит фигуру Ганнибала долгим взглядом. — Настоящее, а образ неудачника — лично для меня? Если так, то знай, у меня нет фетиша на мятые футболки.
Доктор Лектер гортанно смеётся и откидывается на стуле.
— О, конечно есть, — он расстегивает две верхние пуговицы и ерошит волосы. — Мейсон решил сыграть со мной игру. Я подыгрываю. Тебе же достается чуть меньше притворства, чем остальным, Уильям.
Уилл шумно выдыхает и резко, пока не передумал, перегибается через стол. Ганнибал подаётся навстречу, их губы встречаются на полпути, словно в слащавых любовных романах. Поцелуй сухой и короткий — Уиллу не хватает воздуха, край стола давит на живот, щетина царапает губы, сердце дёргается в груди, словно в дурном припадке, в ушах звенит и грохочет пульс.
Он падает обратно на стул и разрешает себе вдохнуть. Ганнибал сидит, не шевелясь, глаза — бездонные, черные, полные густой пылающей жажды. Но вот он моргает — и чары развеиваются. Доктор Лектер делает несколько глотков холодного кофе, достает из тумбочки виски, смешивает, пробует и морщится.
— Переборщил немного, — его голос хриплый до тошноты. Уиллу хочется закричать: «Переборщил когда, только что или минутой ранее?» Уиллу хочется согласиться: ожидание поцелуя ярче процесса. Уиллу хочется поцеловать ещё раз, сильно, до крови и саднящих губ, а затем долго зализывать раны.
Грэм пододвигает кружку, говорит:
— Плесни и мне. Мейсон захочет уничтожить тебя, если что-то пойдет не так.
— Забавно. — Ганнибал болтает жидкость в кружке, но пить не спешит. — Он сказал то же самое о тебе.
***
— Какая нелепость!
— Я не знаю, какую игру он затеял и зачем. Возможно, со скуки. Но ты зря втравила в это меня, себя, Ганнибала. Нас.
Алана медленно садится на диван, будто боится упасть. Это единственная поблажка, которую она позволяет себе, в остальном — ровная спина, руки не дрожат, спокойствие на лице — она не выглядит потрясенной. Уилл сгущает краски. Рассказывает о Мейсоне Верджере разное. Как тот пришел к Ганнибалу в образе невинного агнца, как жаловался на сестру, которая рушит прекрасную семью Аланы Блум и Уилла Грэма. О кое-чем молчит.
Спрашивает:
— Почему Марго не наймет убийцу, который избавит ее от страданий?
Алана отмахивается:
— Там сложная ситуация. С наследством. Мейсон хочет, чтобы Марго родила ребенка. От него.
Уилл не удивлен. Мистер Верждер любит свою сестру. Конечно, он хочет получить от нее все. Мейсону впору пожелать долгих лет жизни в психиатрической клинике, но Грэм уверен, что тот полностью здоров. Чрезмерное богатство и власть порождают скуку, а скука может породить что угодно.
— Марго ожидает от нас милосердия?
— Помощи.
Уилл смеется. Обнажает зубы, облизывает их языком, запрокидывает голову. Ему совершенно несмешно, но выдержки в нем сегодня намного меньше, чем в Алане.
— Я похож на доброго самаритянина?
— Только на человека, утратившего контроль, — Алана смотрит прямо в глаза, призрак печали мелькает на белом лице. — Ты ходил во сне ночью, пытался вывести Хуана на прогулку. Надел на голое тело пальто и туфли, причесал волосы… Я пыталась отвести тебя в кровать, но у тебя начались судороги. Все тело будто горело, я… Уилл, — Алана порывается встать, чтобы коснуться мужа, взять его за руку в нелепом жесте поддержки, но сдерживается. Ее ладони приглаживают ткань юбки на бедрах, ресницы дрожат. — Я боюсь за тебя.
Это правда. Уилл чувствует ее тревогу, сочувствие, стыд. Кутается в чужие эмоции, словно в королевскую мантию, грязные лохмотья, прочный доспех, чтобы сказать: «Я хочу развестись». Чтобы молча подняться по лестнице, запереть двери спальни и наконец выдохнуть.
***
Ночью Уилл проверяет задвижки на окнах, закрывает двери спальни на ключ и распаковывает видеоняню. Алана и первые несколько страниц поисковика предлагают сдать анализы, затем сходить на МРТ. Уилл не хочет знать правду. Не боится, нет. Его нервирует необходимость лишних действий. Злит жизнь, которая идёт не по плану.
Утром он просыпается на мокрых простынях, долго моется в душе и трижды перевязывает галстук. Видео с камеры не смотрит. Едет аккуратно, читает две лекции подряд, обедает в одиночестве. Что-то горькое, шершавое ютится на кончике языка — ни проглотить, ни выплюнуть. Нервное ожидание, беспокойство. Возможность.
Уилл хранит интригу до вечера. Это даже забавляет — сидеть с бокалом полусладкого и смотреть, как крошечная фигура дрожит на широкой кровати, волосы вгрызаются в потную кожу, пальцы комкают лён простыней. Никто не хранит его сон, но и никто не тревожит. Уилл сам отлично справляется. Мечется от запада к востоку, что-то бормочет — наверняка на древнем, забытом.
— Какая чудовищная скука, — шепчет он под нос, но излом губ выдает всех демонов с потрохами. Уилл чувствует коготки страха на шее. Сны, провалы в памяти, путаница мыслей — интернет обещает тысячи смертей в мучениях. На короткое мгновение Грэму кажется: опухоль перекатывается в голове, словно брошенный в пустой комнате шар — от угла к углу.
Это ложь. Трусливая, минутная слабость, но Уилл разрешает ей вырасти, окутать внутренности спазмом. Иногда ему это нужно — ощущение собственной беспомощности, даже ничтожности. Если не кормить что-то тихое, мрачное глубоко внутри своими эмоциями, оно захочет чужие. Визг боли, слёзы страха и кровь — много крови. Оно не позволит остановиться, завалит дорогу обратно мертвыми телами.
Уилл впивается ногтями в ладонь, считает мысленно до десяти и глубоко вдыхает. Цепляется за воздух — сухой, прохладный, шаги Аланы на кухне — нервные, ее голос — лишь эхо, пока мир не перестает вращаться.
Утром он записывается к врачу, затем пишет Мейсону Верджеру — коротко, но любезно; звонит Ганнибалу и назначает дополнительную встречу. Берет отпуск в Академии, но сложнее всего — разговор с Джеком. Тот цепляется, словно пьявка, взывает к человечности, шепчет: «Чесапикский потрошитель» словно мантру и после переходит на крик. Уилл непреклонен. Хотя бы из этой схватки он выходит победителем.
***
— Мистер Грэм.
Мейсон выходит встретить Уилла, его улыбка — образец радушия. За спиной Верджера возвышается дом — белый исполин, молчаливый страж. Темные провалы окон блестят золотом и мраком.
— Спасибо, что согласились встретиться. Я взял отпуск на работе и сразу вспомнил о вашем предложении, — Уилл выдерживает короткую паузу. — Посмотреть на свинок.
Мейсон ухмыляется:
— Конечно-конечно, я позову Марго. Женщина скрасит любую компанию.
— Нет нужды. Насколько я помню, у них с Аланой встреча.
Мейсон немногословен. Он показывает конюшни — лошади фыркают, перебирают копытами, пахнут мускусом и тревогой; рассказывает о семейном деле — вскользь, несколькими фразами; хвастается коллекцией ножей: «Этим я впервые зарезал свинью, он мой любимый, а этот я дарил Марго, но она отказалась». Взглянуть со стороны — пара друзей хорошо проводит время. Уилл одергивает себя — разве что со стороны слепцов. Нет, ему нравятся опасные люди, но такие, рядом с которыми чувствуешь себя нормальным. Рядом с Мейсоном чувствуешь себя под прицелом.
Когда они останавливаются возле загона, Уилл задерживает дыхание. В синей полутьме животные кажутся дрожащими сгустками бездны, огромными, громкими, готовыми на все, только бы покинуть стальной лабиринт. Сверху это даже красиво, но Уилл давно устал восхищаться.
— Свинья запросто съест труп человека. Это очень практичные животные, — Мейсон запахивает плотнее воротник шубы, тонко улыбается. — Мои же свинки съедят даже живого — не подавятся!
Он хватается руками за поручни — черная кожа перчаток на кислой, серой трубе, выше — белый мех, еще выше — довольное, пылающее гордостью лицо.
— Это ничего, что я такое рассказываю? Вы же полицейский.
— Я только преподаю в Академии.
— И консультируете ФБР.