— Я выгуляю собаку, — говорит он так спокойно, что верить в это — просто смешно. Вообще-то, Уилл никогда не называет своего любимого добермана «собакой», и не выгуливает его вечером, и не пытается сбежать от неловкого молчания.
Уилл — пристанище спокойствия и стабильности; он видел множество смертей, которые невозможно предотвратить, как и выбросить из головы, но это его не сломало. Подобную чушь об Уилле думают коллеги и пресса. Мистер Грэм знает, как сильно они ошибаются.
***
Небо похоже на грязное полотнище — серую тряпку измяли и подкрасили ржавчиной. Уилл поднимает голову и с удивлением ощущает мелкие капли на лбу и щеках. Погода обещает испортиться ближе к полуночи, возможно, даже размыть дороги.
Уилл жалеет, что не прихватил зонт, но это было бы излишеством: пройтись от машины к дому рука об руку со страхом испачкаться. Он оставляет Хуана на заднем сиденье, чешет его за ушами, гладит острую морду. «Я десять минут, мальчик, — говорит, — а потом мы с тобой погуляем».
Уилл пытается спрятаться от дождя под узким козырьком и не потерять достоинства, но ливень слишком сильный — он уже насквозь промочил обувь и брюки. Доктор Лектор открывает двери после третьего звонка. Волосы его мокрые после душа и пахнут освежителем воздуха.
— Я думал, вы уже не придете, — говорит Ганнибал. Он до сих пор стоит в проходе и не предлагает Уиллу зайти. — Я не принимаю так поздно.
— Задержался на работе. Очередное убийство, — объясняет профайлер. В ботинках из крокодильей кожи противно хлюпает. Несколько часов назад кровь покрывала его лицо и руки, кровь была повсюду. Он хватал губами дурно пахнущий железом воздух и чувствовал как удовольствие убийцы витает в воздухе, запах торжества, стойкий и сладкий, как старый парфюм. Уилл сжимает губы в тонкую линию, а затем добавляет, с легким отвращением: — Убийца напрочь лишен вкуса.
Ганнибал отходит в сторону и хмыкает. Он предлагает гостю потасканные тапочки и полотенце — чистое, но давно не новое. Пока Уилл пытается привести в порядок волосы, небольшой деревянный дом заполняется запахом кофе до краев.
— У меня нет времени на кофе, извините, — говорит Уилл. От гостиной до кухни — четыре коротких шага, которые он преодолевает чудовищно медленно. Внимание привлекает абсолютно все — голые стены, невзрачные, будто вылинявшие цвета, скопление журналов и книг на тумбочках. Профайлер тянется, чтобы разгладить загнутый уголок страницы, но, в последнюю секунду, одергивает себя. — Я пришел за своим заключением.
— Разумеется, — кивает Ганнибал. Он сидит, немного сгорбившись на жестком стуле, и прихлебывает кофе, явно разбавленный виски, судя по запаху. На краю потертой столешницы белеет прямоугольник бумаги с неровной, размашистой подписью в правом нижнем углу.
Уилл берет в одну руку кружку с кофе, в другую — заключение; бегло скользит взглядом поперек мелких букв и незнакомых слов, пока не выискивает заповедное «в дополнительной терапии не нуждается» и «препятствий к продолжению работы не обнаружено». «Кто бы мог подумать, — усмехается про себя Уилл, — Что наш доктор так любит канцеляризмы». Он пробует краешком губ кофе, а затем отставляет кружку в сторону — слишком горячо, горько и невкусно.
— Благодарю за теплый прием, доктор Лектор, но мне пора — в машине ждет собака. Я обещал ему долгую прогулку.
— Конечно, — кивает Ганнибал, и Уилла пронизывает непонятная, острая злость. Каждый из психиатров, которых мистер Грэм в излишке встречал в своей жизни, пытался заполучить одаренного профайлера в свои руки. В их глазах горела жажда известности и почти охотничий азарт — забраться в голову эмпату, написать научную статью, а то и целую книгу. Но только не доктор Лектер. Он сидит на своей безликой кухне, пьет дрянной кофе и безразлично смотрит в глаза своему гостю, но скорее сквозь него.
— Вы ничего не хотите у меня спросить? — не выдерживает Уилл. Он снова тянется за кофе и пьет большими глотками, не ощущая вкуса.
— А должен? — Ганнибал отворачивается к плите — чертовски невежливо — и ставит на огонь сковороду. Запах кофе сменяется запахом масла, затем к нему присоединяется жирный аромат яиц и помидоров. Разговор окончен — шипит яичница, перекатываются мышцы на спине Ганнибала, тикают настенные часы, барабанит дождь в открытую форточку, но Уилла подстегивает мерзкое любопытство: что будет, если он останется, врастет в неудобный стул и потребует… чего?
— Да, — наконец отвечает Уилл после долгой, неуютной паузы. Он стряхивает несуществующие пылинки с дорогого пиджака и опускает ладони на бедра. Стойкое ощущение неправильности ситуации сменяется ледяным спокойствием. — Мне, кажется, требуется терапия.
Тишина царапает пространство между ними, словно нашкодившая кошка. Ганнибал выключает плиту, накрывает яичницу крышкой и оборачивается. Тусклый свет бросает на его лицо серые тени; на кухне душно и немного сыро, под ногами поскрипывают половицы. Для двоих, между старой мебелью, между этим молчанием, слишком тесно. Они стоят друг напротив друга — влажные, завитые в широкие кольца, волосы, черный костюм, серебряные запонки, идеальные стрелки на брюках, недельная щетина, две дырки на серой футболке, сложенные на груди жилистые руки, босые ступни — и смотрят. Будто два мира схлестнулись в нелепой, бескровной битве. Ганнибал выдыхает, ерошит волосы; голос его звучит донельзя устало:
— У меня завтра заканчивается лицензия, мистер Грэм. К тому же, я не заинтересован в вас, как в пациенте.
С губ Уилла едва не срывается: «А как тогда заинтересованы?», но он только фыркает, вытаскивает из кармана визитку и кладет на столешницу — угольная чернота и золото на потертом дереве.
— Пока не заинтересованы. Но, я уверен, что смогу удивить вас.
========== 2. Односторонняя честность ==========
— Эта бумажка ничего не значит. Ты выглядишь плохо, и расследуешь — плохо! — Джек негодует, но скорее для вида. Подчинённые делают свою работу быстро, если на них кричать, но ещё быстрее — если кричать не на них. Беверли хватает папку со стола и выскальзывает из кабинета, бросив на Уилла виноватый взгляд. Но Уилл не в обиде.
С последнего убийства прошло меньше недели, а на заправке уже нашли новый труп. Кровь, кишки, грязь, размытая дождями — вот и все, что осталось от парня, которому чудовищно не повезло. До приезда полиции бездомные собаки растаскали внутренности по всей округе, а непогода почти полностью смыла кровавое послание, оставленное вокруг тела жертвы — размашистые, неровные линии, которые никак не складывались в узор.
Уилл смотрел на тело, пока холодная влага заливала его лицо, пока Джек кричал остальным «убирайтесь вон», пока время не перестало существовать. Полоса за полосой, неровный свет стирал очертания и звуки: осталось лишь место, в котором господствует смерть. Грэм потёр переносицу, почесал затылок — пальцы кольнуло холодом — и надел мотоциклетный шлем. Человек впереди выглядел размытым черным пятном, он двигался вызывающе медленно. Пространство вокруг — косые линии снега, приглушенные огни заправки, дыхание ветра — перешли в режим слоу-мо, и Уилл — тоже. Он нажал на педаль кикстартера, повернул ключ зажигания и мягко дернул ручку газа. Вместе с резкими звуками вернулось время и движение.
Парень замер, в его глазах блестел ужас, неверие, а больше ничего. Смерть настигла его не сразу: сначала ноги, затем живот. Держать управление — тяжело. Уилл петлял вокруг окровавленного тела, пока луна, промелькнувшая в дождливой тьме не уверила: парень мертв. Он заглушил мотор, подошел к телу — мешанину костей и мяса нельзя было назвать человеком — и опустился на колени, в липкую грязь. Кровь, везде кровь. Уилл выпачкал в ней руки, лихорадочно провел ладонью по асфальту. Сердце дрожало в груди, шлем не давал дышать. Времени нет. Он должен успеть, должен сказать…
— Уилл! Ты слышишь меня? Уилл?! — вокруг бушует утро и непогода. Джек держит его за лацкан пальто — грубые руки на мягкой ткани — и кричит. Ветер уносит слова, оставляя лишь голос — неприятный и гулкий. — Журналисты здесь, вставай. Нам не нужны лишние сплетни.