— Да, печень.
— Вот как.
Улыбка Грэма похожа на оскал, но никто не замечает этого. Уилл обещает Кроуфорду, что приедет в четыре. Он мечтает о ванне и чистой рубашке, о хорошем кофе, сваренном на собственной кухне, но вместо этого звонит Алане.
— Я знаю, как помочь твоему делу. Только мне нужна твоя помощь. Давай встретимся через час, — он сбрасывает геолокацию ресторана. — Надеюсь, Марго любит японскую кухню.
***
Крик рождается, когда до сеанса Уилла остаётся десять минут. Грэм ждёт в узком коридоре, на неудобном стуле и даже не думает жаловаться. Вслед за криком из кабинета выходит Мейсон Верджер — дорогой, но мятый костюм, заляпанные очки в золотой оправе. О таком легко сказать: «Жизнь пошла под откос», но Уилл не разрешает себе обмануться в очередной раз.
— Ты! — шипит Мейсон, его палец на идеальном расстоянии для укуса, но Грэм только строит невинное лицо, спрашивает:
— Здравствуйте, мистер Верджер. Вы чем-то расстроены? — он цокает языком. — Терапия бывает такой изматывающей.
Ганнибал выходит из кабинета и мягко оттесняет Мейсона к выходу. Его раздражающе-белая рубашка и косой пробор рождают в голове Уилла только боль. «Деревенский учитель на воскресной проповеди, бухгалтер из захудалой конторы», — мысленно перечисляет Грэм, рассматривая широкую спину психотерапевта. Мейсон на его фоне кажется незначительным, даже когда облачается в соболиный мех.
— Извините за эту сцену, больше вы не столкнетесь с мистером Верджером в моей приемной.
— Вот как? Он впал в вашу немилость или я, доктор Лектер?
Ганнибал поджимает губы и смотрит — слишком подозрительно, слишком понимающе.
— Мейсон решил, что может манипулировать мной и диктовать свои правила, что может стать моим врагом… Или другом. Проходите, садитесь, Уильям, я сейчас подойду.
За несколько недель в кабинете ничего не поменялось. Та же прохлада и серость. То же отсутствие жизни. Уилл соврал бы, сказав, что скучал по старому креслу и книгам не в алфавитном порядке. Так же соврал бы, сказав, что не скучал. Поэтому Уилл молчит, пока Ганнибал садится в кресло и берет в руки блокнот, открывает рот и говорит:
— Тебе это не нужно, — Лектер дёргает рукой. — Смерть.
Уилл ухмыляется. Если это очередное испытание — он готов. Если нечто большее — сочувствую, доктор Лектер. Я тоже имел глупость поддаться чувствам, но это в прошлом, уверяю вас. Вы были так горды, когда я дал отпор в лесу, но это вас и спугнуло. Подумать только, к чему это все привело.
— Я не собираюсь умирать.
— Конечно, нет, — Ганнибал мягко улыбается, но его взгляд — холодный и проницательный. Из-за освещения его лицо кажется лишенным возраста, уставшим и древним — таким мог бы быть лик божества в затерянном среди лесов храме. — А нанимать убийцу — это какое-то развлечение для богатых?
Уилл почти говорит: «Что?» Он распахивает глаза, сжимает губы трубочкой, но вовремя останавливается.
— Если у богатых и есть подобные развлечения, то я не вхож в их круги. Спросите у Мейсона, — наконец отвечает он. Ганнибал кивает. — Думаешь, секс с психотерапевтом тоже в списке развлечений?
Ганнибал выглядит удивленным, и на мгновение Уиллу кажется, что все так и было: он пошел бродить лесом, порезал себя и уснул, а его воспаленный разум выдал желаемое за действительное. Не было ни ножа у горла, ни горького вкуса семени, ни откровений под бледными каплями звезд. Грэм закрывает глаза и видит каждую сцену — в контрастных тонах, с поразительной точностью. Картинка не идеальная — грязь и холод, набухшие порезы, яростные движения. В фантазии все было бы лучше. Кровавее. Чище.
— Ты не был готов, — говорит Ганнибал, и видение рассеивается. — Твой разум пылал, ты хотел смерти. Можем считать, что ты оступился, а я подал тебе руку.
Уилл кривится, на мгновение его красивое лицо идёт красными пятнами:
— А где теперь ваша рука, доктор Лектер?
Ганнибал держит на коленях потрепанный блокнот, лениво водит пальцем по переплету. Его поза выражает спокойствие и скуку, будто Уилл — очередной пациент со своими глупыми бедами. Возможно, так и есть.
Грэму хочется впиться в это безразличное лицо когтями, добраться до мозга, но он улыбается — мягко, покорно. Молчание разрывает его, будто глубоководный снаряд, царапает изнутри рот. «Знаете, доктор Лектер, я возлагал на вас большие надежды в качестве убийцы. Такой себе ручной маньяк, который сможет утолить мою жажду крови. Жаль, что вам это не пришлось по вкусу». Или же: «Я чудом не заработал пневмонию, щеголяя по лесу без рубашки, с твоим членом во рту. Мог хотя бы цветы в больницу прислать». Нет, все не то. «Ты предал мое доверие, Ганнибал, и это причинило намного больше боли, чем мне хотелось бы». Да, идеально. Но Уилл молчит, постукивает пальцами по подлокотнику неудобного кресла, моргает чаще, чем нужно, и сглатывает слюну, полную слов и мыслей. Ему нечего сказать.
Комментарий к 12. Открывая глаза
я безбожно затянула с выходом главы, а она получилась совсем не насыщенной событиями - скорее мостик между предыдущей и следующими главами.
финал совсем скоро, и я знаю, как эта история должна закончиться (или начаться), но иногда мне хочется быть с ними добрее или строже, а иногда я просто не могу подобрать нужные слова. поэтому простите за задержки!
========== 13. Достойный человек ==========
Комментарий к 13. Достойный человек
Знаю, что вы здесь не за этим, но - вот моя инста со стихами и заметками https://www.instagram.com/eringium_poetry
большая часть на украинском, но со временем будет больше и на русском. Подписывайтесь)
Никто не думает, что это Потрошитель. Тот убивает почти красиво — филигранное насилие, жестокий перформанс. Здесь же красоте не место. Когда тело находят, от него остаются кровавые ошметки; невредимые только руки, за которые жертва привязана над загоном со свиньями. На месте преступления находят ДНК — несколько волосков в зажатой окровавленной ладони. Лицо жертвы настолько изуродовано, что понять что-либо практически невозможно, но Марго Верджер падает на колени, Марго Верджер говорит:
— Да, это он… это мой брат, — слезы удаются ей лучше всего — искренние от ужаса. Она почти касается окровавленного лица, но полицейский мягко сдерживает ее руку: «Мэм, пожалуйста, ничего не трогайте».
Внизу все еще беснуются свиньи. Отличная сцена для фильма ужасов — перемазанные кровью копытца и рыла, пронзительный визг, несколько кусочков плоти на ограде. Кого-то, наверное, тошнит, кому-то будут сниться несколько ночей кошмары. Не Уиллу. Он подходит вместе с Джеком и Беверли ближе, морщит нос от отвращения — не более.
— Тот, кто сообщил об убийстве, точно подобрал время, — Беверли коротко кашляет — запах крови неприятно забивает горло. Ее красная кожаная куртка бросается в глаза не меньше, чем окровавленный труп. — Прибудь мы на несколько часов позже… Здесь бы одни кости остались.
— Ты приехал с Марго Верджер? — Джек смотрит как-то напряженно, его лицо в последние недели покрыто раздражением и усталостью. «С меня хватит этого дерьма», — говорит упрямая складка между бровями, плотно сжатая челюсть.
— Да, — отвечает Уилл. — Мы были дома весь вечер. Я, Алана и Марго, — он поправляет волосы на затылке. — Мейсон тоже должен был приехать. Но вот он… здесь.
Беверли давит смешок, Джек неодобрительно хмыкает.
— Мне нужно твое мнение на этот счет. Без шуток.
— Конечно, — кивает Уилл. — Оставьте меня с жертвой.
***
Уилл может рассказать намного больше. Отмотать время и пространство за пределы загона и нескольких часов. Может начать с самого начала. Но он начинает с конца.
Мейсон, привязанный за руки, в сознании. Его глаза бешено вращаются, на брюках расплывается темное пятно. Он кричал бы — если бы смог. Решение вырезать его язык было варварским, лишенным изящества. Кровь хлестала так сильно, что Мейсон мог умереть раньше времени, захлебнувшись. Но вот он, живой, почти невредимый, смотрит — впервые — со страхом. Страх — универсальный солдат, он быстро вытеснил с лица ненависть, злобу, мольбу, не оставив почти ничего. Был человек — источник любви и боли, теперь лишь пустая оболочка для ужаса.