***
— Ваш сеанс назначен на пятницу. Вы не можете приезжать ко мне, когда вам захочется. Без предупреждения!
Голос у Ганнибала сонный и грубый, глаза щурятся от яркости и белизны зимнего утра. Уилл склоняет голову в знак смирения и протягивает психиатру небольшой пакет. Атласные ленты вместо ручек, золотое тиснение — подарок выглядит как насмешка. Раньше за такое убивали на дуэли.
Уилл говорит:
— Здравствуйте, доктор Лектер.
Ганнибал коротко кивает и отвечает:
— Я оставлю ваш пакет за дверью. Боюсь, в моем доме он может испачкаться.
— Будет обидно, если Олд Палтни двадцатилетней выдержки засыплет снегом. Можно мне войти?
Ганнибал молчит.
— Помогите мне найти убийцу. Это в ваших интересах, доктор Лектер. — Уилл смахивает снежинку с рукава и разрешает себе короткую улыбку «вы же знаете, как бывает: обвинения сняли, но не наблюдение». Ганнибал кивает. Его ладонь сильнее нужного сжимает дверную ручку, ноздри нервно раздуваются. Ему хочется сказать: «иди к черту, ублюдок!», но он говорит:
— Проходите.
Внутри — полумрак и уютное тепло. Уилл шагает в них стремительно, без оглядки, и на мгновение ужасается: здесь он натянут, словно струна, но в то же время спокоен.
Ганнибал готовит на кухне что-то невзрачное. Он оставляет пакет с виски возле раковины, а сам отворачивается к плите и просит подождать несколько минут. На подоконнике тихо шумит радио. За гранью слышимости профайлеру кажется, что доктор Лектер бранится себе под нос на чужом языке, и каждое слово о нем, Уилле.
— Комната в вашем распоряжении, мистер Грэм. Если только вы не решите что-то подбросить. Ухо очередной жертвы или нечто похуже.
Губы Уилла растягиваются в дрожащей, широкой улыбке:
— Что вы, доктор Лектер. Это было бы ужасно невежливо.
***
Комната наполнена мраком; шторы плотно задернуты, прямоугольники мебели похожи на угольные кляксы. Одиночество таится в каждом углу — откормленное, недовольное, что кто-то тревожит хозяина в воскресное утро. Уилл осматривается: ни картин, ни фотографий, ни даже паршивых сертификатов, которыми так любят увешивать стены врачи. Наполненный пустотой дом отражает сокрытых в душе монстров. У профайлера все наоборот: мраморные полы, шелка простыней, всегда идеальный газон, ровное сияние ламп в огромных провалах окна и раздор, гулкое отсутствие чего-либо внутри. Он тянется к незнакомому человеку, чтобы тот поделился своими демонами, тянется — и нарывается на колючую ограду. Это злит. Будоражит.
Ганнибал заходит в комнату, вслед за ним — запах специй, кофе и тревоги. Он предлагает позавтракать вместе, но Уилла всего передергивает от этой мысли — он выдавливает «спасибо, только кофе», затем: «хотя, извините, и кофе не нужно — я просто подожду, пока вы закончите».
Спустя пятнадцать долгих минут Ганнибал возвращается в комнату. На нем черные джинсы и рубашка, измятая на рукавах; тонкая цепочка мелькает под воротником, словно лунные блики. Уилл сжимает губы до боли, чтобы не спросить: «какую безделушку вы прячете возле сердца, доктор Лектер?»
Он провел несколько бессонных ночей, сначала в поисках информации, затем — в анализе найденного. Профайлеру казалось, он сходит с ума. Ганнибал был чист. Его жизнь текла лениво и тускло. Блестящее образование хирурга, практика в Европе, научные статьи, известные в узких кругах, но не более. Срыв по неизвестной причине, переезд в США, переквалификация, начало работы психотерапевтом. Затем небольшой скандал с Беделией Дюморье, у которой умер пациент, по вине доктора Лектера. Дело быстро и тщательно замяли, но осадок остался — после этого Ганнибал почти перестал принимать пациентов, его имя больше нигде не мелькало. Последняя ступенька — отказ от продолжения лицензии, этот дом, серый и мрачный, одиночество и молчание.
Уилл пытался собрать в кучу скудные факты, но картина в его голове не складывалась. Будто кто-то разбил и заново склеил хрустальную вазу, но потерял несколько черепков и наспех впихнул на их место куски стекла. А теперь Уилл, словно Кай, спустя вечность находит хрустальный осколок на шее доктора Лектера, но не смеет его коснуться.
Профайлер нервно покашливает и отводит взгляд от чужой обнаженной шеи. Он достает из кожаного портфеля бумаги и протягивает Ганнибалу — прошу, ознакомьтесь. Некоторое время они сидят в молчании. Шелест страниц похож на волны, мерное дыхание — на маятник, что медленно вводит в гипноз. Когда Ганнибал откладывает бумаги и фотографии, когда начинает говорить, Уиллу кажется, что он прожил множество жизней, и каждая из них, в конечном итоге, приводила его к дверям этого дома.
— Скорее всего, наш убийца — мужчина среднего возраста, белый. Замкнутый, нелюдимый. Возможно, с каким-то увечьем.
— Вот как? — Уилл довольно хмыкает. — Он психопат?
— Нет. Возможно, первая жертва была случайной. Ситуация послужила триггером, пробудила в нем что-то.
— Да, он через символы пытался… будто оправдаться, объяснить свой поступок, но зачем кому-то убивать человека, чтобы потом его кровью начертить оправдание?
— Он не хотел убивать. Самая первая жертва — случайность, я почти уверен. Убийство по неосторожности. Он хотел оставить послание, но дожди его размыли. И тогда ему пришлось убить ещё раз, чтобы донести до всех свою мысль, но погода снова сыграла с ним злую шутку.
— Скорее его уровень интеллекта, который позволяет спланировать убийство, но не посмотреть прогноз погоды, — на лице Уилла — удовлетворённая усталость.
— Ему очень важно быть услышанным, но он почему-то не может сделать обычным способом.
— Думаете он немой, доктор Лектер?
Ганнибал неуверенно кивает и отходит к окну. Ветер царапает стекло, свет стремительно гаснет, небо заволакивают тучи — порождают чудовищ. Снежная буря обещает разыграться в течении нескольких часов. Уилл достает смартфон, проверяет прогноз погоды и чертыхается: если он выедет сейчас, успеет домой прежде, чем первая снежинка опустится на холодную землю. Но он остается сидеть в кресле, окидывает взглядом полупустую комнату, пока не останавливается на широкой спине Ганнибала. Тот стоит будто призрак, который вот-вот шагнет в белый сверкающий портал вечности, и выглядит очень одиноким.
— Вы ведь не только ради этого приехали, Уильям? — не оборачиваясь, спрашивает Ганнибал. От того, как на чужом языке перекатываются буквы его имени, Уилла прошибает нервная дрожь. Огонь дрожит на щеках и кончиках пальцев — не смахнуть, не потушить, но профайлер все же пытается. Он трёт ладонями лицо, но жар только распространяется дальше — по кистям, по шее, пока не добирается к сердцу.
— Вы проницательны, доктор Лектер, — наконец выдавливает из себя Уилл. Ганнибал тихо смеётся.
— И чего же вы хотите… ещё?
Уилл выдыхает. Ему кажется, он говорит: «вас», молчит, затем добавляет: «хочу узнать вас целиком, всю жизнь высосать по капле, разворошить прошлое и впиться в саднящие шрамы зубами, пока кровь не польется, пока вы не закричите». Ему кажется, мир замер и не шевелится, сжатый с горячих ладонях, но это все ложь. Уилл молчит, его губы плотно сжаты, глаза же широко открыты, а мир дрожит и сияет вокруг в пыльном рассеянном свете.
— Расскажите мне, — слова выкатываются из горла Уилла, словно чугунные шарики. — О своей семье.
========== 4. Альтруизм ==========
Вода ледяная. Воздух, легкие, внутренности — все наполнено льдом. Ганнибал барахтается на холодных волнах, пальцы царапают серые льдины и оставляют тонкие кровавые полосы. Красное на сером; выше — небо, черное, словно агаты, ниже — вода, черная, словно уголь. Боль кусается, как мелкая собачка — яростно, но он ее не чувствует. Ее выковыряли тупыми ногтями, стерли наждачкой с лица.
Непослушные губы шепчут имена. Сестра, родители, он сам — пустые, ничего не значащие звуки. Наконец Ганнибал выбирается на льдину и выдыхает, но губы не перестают шевелится. Все, что он когда-либо любил, осталось там, на берегу, среди грязи и снега. Все, что он ненавидит, плывет на шатком льду, цепляется дрожащими руками за хрупкую кромку.