— А сколько мы будем в пути?
— Шесть часов.
— Именно это и обнаружил Хорек.
— Да, Чарли мне рассказывал. Правда толком я ничего не поняла.
Темнота сгущалась. Горы отступили за горизонт, поглощенные наступающей ночью. В свете мощных фар змеилась пустынная дорога.
Майкл вытащил из нагрудного кармана сигарету и закурил. Дым вырвался в приоткрытое окно и растворился в холодном воздухе. Сделав несколько затяжек, Майкл продолжил.
— Да, странное дело. Вы знаете, что Грантмахер передвигается со скоростью больше, чем шестьдесят миль в час?
— Нет. Я слышала о нем. Все говорят, что он сумасшедший.
— Иногда мне кажется, что так оно и есть. Он держит в пути около семидесяти пяти миль в час. Дорога занимает у него полтора часа.
— Почти столько, сколько и должно быть.
— Да.
— А почему вы едете медленнее?
— Это опасно. Здесь все обманчиво. Грантмахер не знает об этом и не хочет знать. На большой скорости трудно среагировать на неожиданности.
— А они случаются?
— Иногда. Редко.
Анна хотела что-то сказать, но Майкл не дал ей такой возможности, заговорив первым.
— По другую сторону стоят Краучеры. У них грузовик. Возят топливо, разные грузы. Они на жаловании у военных. Те не очень любят соваться в пустошь.
— Их можно понять.
— Можно. Краучеры держат скорость около тридцати пяти миль в час. Знаете, сколько им требуется времени, чтобы добраться до Кубы?
— Сколько?
— Четверо суток!
— Боже мой!
— Да. Интересно, правда?
— Чертовщина какая-то! Но это бессмысленно!
— Не так уж и бессмысленно. Когда я сопоставил все это, у меня получились три точки на графике, ситуацию в которых я знал. Я аппроксимировал эти данные и получил все остальные точки, которые меня интересовали.
— Что вы сделали?
— Это математический термин. Он означает… Не важно, что он означает. Важен результат, который я получил.
— И что там?
— Если бы Краучеры двигались со скоростью тридцать миль в час, время в пути составило бы девять дней. При двадцати — полтора месяца. При пяти милях в час — год. При двух — почти четыре года!
— Боже мой!
— Да уж. Но и это еще не все.
— А что же еще?
— Когда Хорек поехал в последний раз, у него пробило колесо, и он начал терять скорость.
— Да, я знаю. Линда давала мне прослушать запись.
— Правда? Наверное, ей не очень хотелось, чтобы вы отправились в путь.
— Скажем так — она была не в восторге.
— Если вы слушали запись, то знаете, что каждый ответ Хорька приходил позже предыдущего.
— Да.
— Я считаю, что скорость и время прохождения сигнала так же связаны. Здесь я снова опирался на свой опыт и опыт поездок Краучеров и Грантмахера. Вы знаете, что ответы Краучеров Линде запаздываю минут на двадцать?
— Неужели?
— Да. Если разделить эту цифру на два, мы получим время прохождения сигнала. Около девяти минут. Девять минут! Вы только подумайте об этом!
Майкл быстро взглянул на Анну. Не заметив никакого благоговения на ее лице, он снова повернулся к дороге и продолжил.
— Передачи Грантмахера не задерживаются. По крайней мере, задержка неуловима. Наши запаздывают совсем немного. Снова есть три точки.
— И вы снова проделали эту вашу аннексацию?
— Аппроксимацию.
— Да, я так и подумала.
— Проделал и получил очень интересные цифры. На скорости двадцать пять миль в час сигнал будет идти четырнадцать часов, при этом время в пути составит девятнадцать часов. При скорости двадцать сигнал будет уже идти шесть дней, пять — полтора года и так далее.
— Так вот почему передачи Хорька шли с таким запозданием.
— Он терял скорость. Я думаю, он остановился.
— Майкл?
— Да.
— А что будет, если машина остановится в пустоши? Наверное, вы это тоже посчитали. Сколько времени понадобиться, чтобы потом добраться до Кубы?
Он вытянул губы.
— Этого никто не знает.
— Я думаю, вы знаете.
— Можно только предполагать…
— Это будет дорога в один конец?
— Точно.
Майкл закрыл окно и подкрутил регулятор печки. В машине запахло теплом. В любом другом месте размеренное движение большого автомобиля, мерно покачивающегося на рессорах, сухое тепло салона и мягкие кресла создали бы ощущение мира и уюта — ощущение дома. Но этого не произошло. Анна, пораженная его словами, замолчала и стала смотреть вперед на исчезающую под колесами дорогу. Майкл тоже хранил молчание. Говорить было не о чем. Все, что он знал, все, что смог понять, не делало это путешествие ничуть более безопасным. У него не было слов, чтобы успокоить ее. Они оба находились в объятиях стихии, немыслимой и непостижимой. Все, что можно было сделать, это ждать и надеяться.