— Майкл, ты думаешь, этот грузовик больше не вернется?
Он покачал головой.
— Вряд ли.
Анна оглядела долину.
— Красиво, правда?
Майкл пожал плечами.
— В наших краях всегда так.
— Я уже почти забыла, как выглядят эти места. Слишком много наслоилось других воспоминаний.
— Давно ты уехала отсюда?
— Четыре года назад. Почти пять.
Она обхватила руками плечи и стала смотреть на далекие горы.
— Вермонт… — сказал Майкл. — Это ведь где-то на севере и чертовски далеко.
— Да.
— Я никогда не был севернее Де Мойна.
— Это в Колорадо?
Майкл улыбнулся.
— Нет. Здесь, в Нью Мексико.
— А.
— Ты уехала из-за сестры?
Анна нахмурилась.
— Я не очень хочу говорить об этом. Может быть потом. Не обижайся.
Майкл пожал плечами.
— Я не обижаюсь.
Он бросил окурок на асфальт и раздавил его.
— Завтракать будем?
— Хорошая идея!
— Тогда пошли. Посмотрим, что нам приготовил добрая душа Чак.
Во время завтрака о ночном происшествии не было сказано ни слова; Майкл и Анна молча ели, погруженные каждый в свои мысли. На это время они словно разделились, отгородились друг от друга, понемногу укладывая в голове свои части мозаики. Настанет момент, когда можно будет поговорить о том, что произошло, но, вначале, нужно было решить для себя: что случилось и как к этому относиться.
Они остановились в пустоши. Насколько это плохо на самом деле, Анна не знала. Да и никто, наверное, не знал. Хорек остановился и пропал, но у него сломалась машина, а «Сабурбан» Майкла все еще на ходу. Значит ли это, что у них есть шанс выбраться? Или они навсегда останутся здесь, скитаясь по безжизненной равнине? Ответа на этот вопрос не было.
В большей степени Анну волновало другое — Майкл. Он чуть не убил их, поддавшись панике. И это было по настоящему плохо. Сейчас он пришел в чувство, но кто знает, надолго ли? Если пустошь представляла опасность гипотетическую, неизвестную, то Майкл был совсем другим делом. Может быть, он хотел разбиться? Может быть, именно в этом он нашел для себя единственный возможный ответ на возникшую ситуацию? Анна остановила его, и что теперь? Сможет ли он совладать с собой? Признать то, что случилось?
Анна украдкой посмотрела на него. Майкл жевал механически, словно робот — он был где-то далеко, не здесь. Он…
…вспоминал тот странный голос. Может быть, ему почудилось? Он помнил внутренний протест, возникший сразу же и охвативший его, как пожар. Наверное, он испугался. Майкл привык думать, что пустошь разговаривает с ним, и ему это даже нравилось. Это заставляло его чувствовать себя особенным, не таким, как все. Возможно, он только воображал ее голос, а на самом деле ничего и не было. Но он слышал — так ясно и отчетливо! Что это — стресс, или… «Так и рехнуться недолго!».
Сомнения мучили его, они заставляли сосредоточиться на себе, поглощая и перетягивая все внимание. Не давали трезво взглянуть на произошедшее. Голос пугал, но еще больше пугало то, что он мог лишь вообразить его. Истончение грани между реальностью и воображением, когда она становится не видна — вот, что опасно. А вдруг пустошь действительно говорила с ним? Тогда, что значат ее слова?
Не было ответа — не было!
Его размышления прервала Анна.
— Что будем делать? У тебя есть какой-нибудь план?
Майкл задумчиво жевал бутерброд.
— Еды у нас достаточно, — сказал он. — А вот воды немного. Надо поискать какие-нибудь источники.
— А где их искать?
Майкл посмотрел вдаль.
— Я думаю, надо ехать к горам. Там должны быть какие-нибудь ручьи или родники.
— Значит вперед?
— Да. Если ты не возражаешь.
— Я не возражаю.
— Судя по карте, вдоль этого шоссе расположено несколько пуэбло. Они немного в стороне от дороги, но их можно найти по указателям.
Анна с сомнением покачала головой.
— В любом случае, нам надо двигаться на север к горам. На этой равнине ничего нет.
— А далеко до них?
Майкл пожал плечами.
— Откуда мне знать. Мы еще ночью должны были оказаться в предгорьях.
— Понятно.
Они посидели несколько минут, любуясь панорамой равнины. Страх и ужас, охватившие их вчера, потускнели. Рассеялись вместе с ночью. Этим утром они были живы, на небе светило солнце, а трава была такая же зеленая, как и везде. Вокруг не рыскали голодные чудовища, с неба не падали метеориты, громовой голос не требовал назвать свои грехи. Все изменилось, но все осталось прежним. Не считая сумасшедших лун и засохших на лице слез.