Саша смотрел в потолок. Точнее, его зрачки были направлены в потолок, а смотрел ли он куда-то, определить было невозможно. Катя что-то говорила ему, гладила по руке, но он не отвечал. Из другой его руки, из-под закатанного рукава, торчала игла капельницы. В машине стоял резкий металлический запах крови, которая продолжала течь.
— Почему вы не останавливаете кровь? — спросила Катя.
Ей никто не ответил.
Машина остановилась, двери резко открылись, Катя увидела вывеску «Приемный покой», бригаду врачей и санитаров, которые тут же подхватили носилки. На крыльце, рядом с табличкой «Не курить», стояла медсестра с зажженной сигаретой. Носилки выкатили из машины и буквально протаранили ими вход. Все произошло так быстро, что курившая медсестра за это время ни разу не успела затянуться.
Сашу везли головой вперед, он по-прежнему смотрел вверх. Катя тоже посмотрела на потолок, чтобы понять, что он может видеть. Мелькающие одна за другой, длинные неоновые лампы.
В фильмах про врачей, когда больного везут в операционную, очень часто показывают эти лампы. Это вроде как штамп. Но теперь Катя понимала, что ничего другого лежащий на носилках человек видеть попросту не может.
Хирургическое отделение, надпись «Операционная». Дальше Катю не пустили.
В коридоре стояли стулья, но она не присела, даже не подумала об этом. К ней подходили какие-то люди, кто-то ходил мимо, но она ни на кого не обращала внимания. Она смотрела на дверь. Даже не на саму дверь, а на табличку со словом «Операционная». Так ни разу и не смогла отвести глаз в другую сторону.
Сколько прошло времени, Катя не знала. Но вот дверь открылась, вышел хирург и отвел ее в сторону. Он представился, имени она не запомнила. Запомнила фамилию — Полежайкин. Как у троечника из детского мультика. Он смотрел на Катю очень внимательно. Говорил медленно, чтобы она точно поняла каждое его слово.
— Я оперировал вашего… — он помялся, — мужа.
Потом он сказал что-то про застрявшую пулю, про задетую селезенку, про внутрибрюшное кровотечение.
— Мы пытались сделать переливание, но было поздно. Пожалуйста… — так и не закончил фразу. На самом деле он уже все сказал.
Первая мысль была о том, что хирург, наверное, перепутал, ошибся. Что он говорил о ком-то другом, что он оперировал не Сашу. И она говорила: «Нет, нет», — имея в виду, что все это ошибка. Ничего другого она сказать почему-то не могла. А ее в ответ на это «нет» принялись успокаивать какими-то глупыми, неловкими словами. И тогда она поняла, что успокаивают именно ее, что никакой ошибки нет. Что это тот самый врач и та самая операционная, внутри которой лежит Саша.
Она помнит, что кричала. Она помнит, как ее куда-то посадили, держали за трясущиеся руки и сделали укол.
А потом к ней подошел мужчина лет тридцати. Крепкий, чуть полноватый, весь какой-то цельный — как будто вырезан из деревянного бруска. Представился капитаном полиции, хотя одет был в штатское. Он понимает ее состояние, сочувствует ее утрате, но Кате придется проехать с ним — «для разговора».
У него зазвонил мобильник.
— Я в больнице на убое, — сказал он и отключил вызов. — На убийстве, — поправился он, хотя телефон уже снова лежал в кармане.
Комната в отделении, куда он ее привел, была выкрашена в грязный светло-зеленый цвет. Стол и два стула — по разные стороны. Под потолком — лампочка без абажура. На окне решетка. Он ненадолго вышел, вернулся с какими-то бумагами и стаканом воды. Воду поставил рядом с Катей, бумаги разложил перед собой.
— Для начала мне нужны какие-нибудь ваши документы, чтобы переписать данные, — сказал он.
— Мой паспорт остался в гостинице, — ответила Катя.
— Тогда вы мне просто скажите, а я потом подвезу вас, и мы все сверим.
Катя назвала свое полное имя и дату рождения, назвала адрес.
— Живете там же, где прописаны?
— Да.
— Кем вам приходится убитый?
Она не знала, что ответить. В голове крутилось название французской книжки — «Просто вместе». Не может же она так и сказать.
— Мы любим друг друга, — сказала она.
— То есть в браке вы не состояли. Гражданский брак? — спросил полицейский и, видя, что Катя его не понимает, уточнил: — Вы вместе жили?
— Иногда. В смысле у нас у каждого своя жилплощадь.
Жилплощадь. Откуда у нее этот канцелярский тон? Возможно, с уходом близкого человека уходит и какая-то часть общего словаря. Удивительным образом у нее получалось обо всем этом думать. Как будто, обходя прямые мысли о Саше, она еще немного отсрочивала факт его гибели.