Под ногами пыль да кости,
Черепа, как немые гости,
Смеются тебе навстречу,
Знают — никто не вечен…
И дела человека — рутина,
Сам себе мастерок он и глина,
Как лепил себя днем и ночью,
Так и ляжет надгробием прочным…
Человек, взошедший на борт "Черного лотоса", форштевень которого украшала свирепая морда дракона, выглядел старым. Простой медный обруч венчал его голову, не давая гриве седых волос разметаться на холодном утреннем ветру. Однако ни годы странствий, ни седина, ни морщины, избороздившие его лицо, не могли скрыть прямой осанки, твердости и силы, с которой он шагнул на палубу корабля. На нем была простая, но добротная одежда. Он также имел при себе котомку за плечами — изрядно поношенную, в заплатах, и огромный двуручный меч — такой же древний и потертый, как и его владелец. В свете подымающегося солнца старик выглядел чужим в этих краях. Он заметно выделялся из разношерстной толпы здешнего городка, переполненного купцами, наемниками, воинами, потаскухами, нищими, рабами и бродягами всех мастей.
— Я слышал, что твоя посудина отправляется на север, в Ванахейм? — густым сочным голосом спросил он Варсаву, владельца "Черного лотоса".
— Я плыву туда, где платят золотом, а не разговорами, — с ноткой завзятого циника обронил Варсава. Его охраняла троица здоровяков, они походили на озлобленных псов, оберегающих своего хозяина. А хозяин был под стать старику, почти вровень с ним, однако чересчур тучен для его морской профессии, полной опасностей, приключений и тревог. Впрочем, он явно не скрывал, что жадность и корысть с лихвой превышают все его страхи перед возможными невзгодами и напастью.
— Надеюсь, этой суммы хватит, чтобы ты не чувствовал себя обездоленным? — не скрывая иронии, обронил незнакомец. Он беглым взглядом окинул оснастку корабля и протянул Варсаве кошель с монетами.
Варсава демонстративно взвесил кошель на ладони, лениво развязал тесемки, на глазок оценил блеснувшее серебро и вполне довольно осклабился:
— С такой щедростью можно отчалить прямиком в чертоги богов.
— Покуда меня устроит приличная каюта и соответствующая пища, — без тени юмора сказал старик.
Варсава склонился над распахнутым зевом люка, ведущим в бездонное нутро корабля, и прокричал куда-то в темень:
— Эй, Кратос, сын зингарской шлюхи и кхитайского бродяги, проводи нашего щедрого гостя в каюту! — он отклячил внушительный зад и с отдышкой громогласно добавил: — Да проследи, что бы ему подали вина и мяса!
— Какого мяса, хозяин?!
— Того что посвежее, голодранец! Из моих личных запасов!
Оказавшись в каюте, где размещались сундук, низкая лежанка, прикрытая шкурой волка, а также крюк для одежды и колченогий стол, старик неторопливо сбросил котомку на пол, положил меч на стол, затем растянулся на лежаке. Кратос принес ему вина, жареного мяса, нож, проржавевшую вилку и пару моченых яблок, после чего с поклоном удалился.
Под потолком мирно покачивался фонарь, масляной фитиль которого тускло освещал убогое убранство помещения. Старик лежал недвижимо, казалось, он умер, но блеск глаз в полумраке и резкие тени на лице, говорили о том, что человек этот только с виду кажется умиротворенным. Было тихо, разве что натужно скрипели снасти корабля да снаружи изредка доносились бранные крики портовых грузчиков, лай собак и несмолкаемый галдеж чаек.
Отчалили ближе к полудню, когда заполнили трюмы связками оружия, недорогим вином, глиняной посудой, пузатыми амфорами с зерном, тюками с аляповатой тканью и дешевыми побрякушками. Этот товар предназначался племенам севера, чьи примитивные желания и варварские потребности находились на уровне каменного века, где шла бесконечная борьба за огонь, женщин и пищу.
Старик поднялся на палубу и долго смотрел на ускользающий в тумане берег. Постепенно волны словно слизнули кромку суши, и вокруг не осталось ничего примечательного, кроме колючего ветра и бескрайней морской дали.
Люди из команды "Черного лотоса", числом не более трех десятков человек, поглядывали на пассажира с интересом. Их бойкий говор и грубые шутки доносились вполне явственно, чтобы их невольный попутчик слышал каждое слово.
— Видно Варсава получил достаточно монет, чтобы мы потеснились ради такой отменной развалины, — ядовито обронил один из матросов.
— Это не нашего ума дело, приятель… — послышалось в ответ. — Вот когда займешь место хозяина, вот тогда и станешь решать, кого следует поместить в подходящее дерьмо, а кому шею намылить, чтобы он поменьше открывал свою пасть и выполнял положенную работу.