— Ты убил моего брата! — прорычал главарь и бросился вперед. Пар от его дыхания еще не успел остыть, как меч старика раскроил громиле череп. Все произошло настолько быстро, что никто не успел заметить встречного движения противника.
Кровь вновь обагрила снег, и стало тихо, только ветер прошумел над головами людей. Так продолжалось недолго. Очухавшись, остальная братия рассыпалась кольцом, и это кольцо стало сжиматься вокруг старика и женщины, словно удавка.
— Хорса, Ньял, Сигурд, обойдите его сзади, — хрипло произнес кто-то. — Я не хочу, чтобы эта падаль ушла от нас живой.
Старик поднял меч и приготовился к отражению атаки. Грива седых волос мягко струилась по его плечам и спине, он и впрямь выглядел сущим демоном. Женщина почти прижалась к своему могучему спутнику. Руки у нее дрожали, но она все же обнажила острый нож, ясно осознавая, что лучше погибнуть в неравной схватке, чем быть пленницей тех, кто подчистую вырезал всю ее семью.
Два клинка — короткий и длинный, словно два змеиных жала, угрожающе поблескивали в сумерках упавшей ночи. Звезды горели ярко, освещая картину предстоящего убийства. Они тысячи лет смотрели вниз и тысячи раз видели подобное зрелище. На краткий миг картина замерла, затем раздался тихий свист, и одинокая стрела, вылетевшая из темноты, пронзила горло одного из нападавших. Следующая стрела пробила чью-то ногу, другая с глухим стуком воткнулась в грудь Хорсы, выбивая из него не только его скверное дыхание, но и жизнь. Ниял скрючился от боли, держась ладонями за живот, нашпигованный стрелами, а Сигурда насквозь пробило копьем, и он умер раньше, чем успел рухнуть на снег. Остальные бросились бежать, но их перебили с такой быстротой, как будто это была стая жалких крыс, а не отряд воинов.
Затем из ночной темени, словно черные духи из преисподней, выступили люди. Тотчас же вспыхнули факелы. Огонь немедля осветил лица нежданных спасителей, полных такого же мрака, как и сама ночь.
Эгилла мигом узнала кого-то из своих сородичей и бросилась ему навстречу.
Старик все так же держал меч наготове, давая ясно понять, что никому не верит на этом свете, разве что своему оружию.
— Так кто же ты? — вновь спросили его из темноты. Голос был суровым и повелительным, а его обладатель смотрелся не менее величественно, чем старик.
— Орнар, — Эгилла поспешно встала между мужчинами. — Он спас меня, и хотел привести обратно домой.
— Ну что ж, тебе повезло, женщина... — лицо Орнара сделалось жестким, словно кора дуба. — Но сейчас я сберег ваши шкуры, а не божественное проведение. Можете не благодарить, но и молчать твоему спутнику о том, кто он такой и чего забыл в наших краях, я не позволю.
— Я тот, кто идет своей дорогой… — мрачно прозвучало в сумраке ночи. — Но я был бы рад, чего-нибудь поесть и согреется в этой глуши, ибо путь мой еще не закончен и я не хотел бы задерживать ни себя, ни вас бессмысленными разговорами.
Орнар оглядел старика с ног до головы. Ответ ему не понравился. Однако спокойный тон и уверенность чужака в своих силах, сделали свое дело. Здесь, на севере, на границах между вечной мерзлотой и теплом солнца, люди умели ценить смелость и отвагу.
Орнар не стал задумываться дважды о своем собеседнике, он почувствовал в нем своего, такого же сурового и несговорчивого воина, каким являлся сам.
— Ладно… — наконец, сказал Орнар. — Двигаемся в деревню, утро само подскажет, кто куда пойдет, а кто осядет тут с концами.
Утро встретило людей Орнара снегопадом и голодной песней ветра. От деревни, где они скоротали ночь, осталось одно пепелище, тепло которого еще витало в воздухе, невзирая на окружающий пейзаж, наполненный ледяным равнодушием и безысходностью.
Кроме землянки местного колдуна, стаявшей на отшибе поселения, выгорело все самое ценное, вместе с загоном для скота, а также амбаром, где хранились запасы пищи, и домом вождя. Выжил только колдун, доказывая тем самым, что его судьбой повелевают создания иного мира, куда более могущественные, чем жалкие обитатели земли.
При свете дня его жилище походило на глубокую нору, на самом дне которой теплился крохотный огонек очага. Тяжелые каменные плиты заменяли этому сооружению крышу. Их покрывали наросты столетнего мха и шапки снега. Вход украшал гигантский череп мамонта, чьи внушительные бивни угрожающе торчали навстречу стылым небесам. Высокие столбы, исписанные грубой резьбой и густо облепленные мумифицированными кишками животных, так же не вызывали приятных ощущений, напоминая о бренности собственной плоти. Было ясно, что пришлый отряд разбойников побоялся тронуть эту обитель темных духов. Чужаки явно опасались тех сил, что способны обрушить свой гнев на головы неугодных гостей. Зато в другом деле "гости" преуспели изрядно, почти поголовно истребив население, неспособное оказать им должного сопротивления.