Старик задыхался, он жарко хватал остатки воздуха открытым ртом, точно тонул в густой кромешной тьме, пока не открыл глаза и не очутился в яви. А явь кругом была куда страшнее иных сновидений: в тусклом свете лампы, он увидел перед собой Варсаву. Мясистый лик Варсавы изменился до неузнаваемости, в нем не осталось более ничего человеческого, одно желание застыло на этом лице — желание убийства и грабежа. Его глаза, словно два змеиных ока, ярко горели в полумраке, и очи эти были переполнены лютой ненавистью. Огромными мозолистыми ладонями капитан "Черного лотоса" сдавливал горло старика и омерзительно скалился от натуги. За ним стояли еще три разбойника. Эта свита выглядела не хуже отпетых могильщиков, всегда готовых на то, чтобы сковырнуть очередной труп в свежевырытую могилу. Компания ждала, когда их капитан отправит свою жертву в холодные объятия смерти, а самый бойкий из них, будто крыса в тюремной камере, уже начинал шманать в котомке пассажира.
В следующий миг картина изменилась. Варсава негромко охнул, а затем с невероятной силой отлетел в распахнутый проем двери. Старик поднялся с лежака, словно древний бог с окаменевшего ложа. Он моментально преобразился, огромная нависшая тень от его фигуры заполнила все пространство кругом. От этого человека веяло такой первозданной мощью и такой страшной угрозой, что разбойники кинулись прочь из каюты. Однако "древний бог" не оставил им ни единого шанса на спасение. И хотя места едва хватало для приличного замаха, для старика это не являлось помехой. Он был более чем опытным воином, его двуручный меч прочертил молниеносную дугу, и голова одного из негодяев с глухим стуком упала на пол, остальных он зарубил как баранов, чуть скривившись от брезгливости.
Варсава вновь охнул, его забрызгало кровью с ног до головы, он ползал в луже крови и теплых кишок, жалко цеплялся руками за ускользающие доски настила и молил о пощаде.
— Ну нет… — тяжело дыша, сказал старик. — Уж лучше пощадить этот мир, избавив его от такой непосильной ноши, как ты, Варсава.
— Я заплачу тебе золотом!.. — умоляюще протянул Варсава, но острие меча закончило его бесполезные мольбы. Оно пронзило его насквозь, пригвоздив к трюмной переборке, словно громадную бабочку в саду жизни у недобрых богов.
Шум и крики разбудили корабль. Через мгновение на старика уже взирали десятки глаз. Команда сжимала в руках клинки, блестевшие в полумраке помещения, как зубы дракона, но не решалась пустить их в ход. Люди молчали, только горячее дыхание выдавало их напряжение. Вопросов не возникало. И без лишних вопросов было понятно, какая трагедия здесь произошла.
— Тут кто-то хотел занять место капитана, — мрачно проговорил старик, устало оперевшись на рукоять окровавленного меча. — Если это так, то штурвал свободен.
— Ну что ж… — неожиданно произнес один из матросов. — Собаке — собачья смерть. Он пнул тушу Варсавы и злобным голосом заметил, что жирный ловец удачи, получил, наконец-то, свою заслуженную награду.
— А чем наградим этого героя? — с саркастической усмешкой справился еще один громила, кивая на обитателя каюты.
— Утром станет ясно, чего он стоит на самом деле, а пока нужно очистить судно от мусора, а затем отдать должное ночным грезам и духам сна.
"Очищение" произошло быстро, как подобает на всяком корабле, где набралась изрядная куча человеческих нечистот. Тела Варсава и его подельников мигов вышвырнули за борт, без напутственных отпеваний и прощальных посиделок.
Старик наблюдал за экипажем "Черного лотоса" безучастно, словно видел перед собой кучу назойливых крыс, но его двуручное оружие постоянно напоминало, что он начеку и в случае нужды сумеет постоять за себя как следует.
Утром, едва рассвет окрасил горизонт, на палубе "Черного лотоса" уже гудели голоса. Там выбирали нового капитана. Команда разделилась на два лагеря, осыпая друг друга градом упреков, грязных посулов и оскорблений. У каждой группы был свой лидер, и каждый из них обладал своими явными достоинствами, главными из которых были грубая физическая сила и громовая речь. Никто не перечил этим парням, ибо широкие плечи, тяжелая поступь и увесистые кулаки — без сомнения выделяли их из толпы морских "собратьев", давая ясно понять, что на самой вершине пищевой пирамиды завсегда найдется свободное местечко для подобных ухарей и громил.