В такой ублюдочной обстановке корабль настойчиво плыл к далеким берегам Ванахейма, без устали оставляя за кормой остатки недоеденной пищи, кровавые плевки и нечистоты.
Старик большую часть времени проводил у себя в каюте, откинувшись на лежаке. Его никто не беспокоил, только Кратос не забывал о нем, справно принося ему кормежку и выпивку. Старик не благодарил его за подобную учтивость, как будто такие люди для него вообще не существовали. Он внимал скрипу судна, изредка поднимался на свежий воздух, стоял на носу корабля, возле оскаленной пасти дракона и подолгу смотрел вдаль. Порывы ветра, плеск волн и хлопанье парусов сопровождали его думы о былых событиях и грядущих днях. По ночам его вновь и вновь тревожили беспокойные сновидения. В этих черных, как омут грезах, он все так же слышал зов потусторонних сил и, просыпаясь в горячем бреду, живо хватался за кувшин с вином и мрачной тенью, пугая экипаж, брел на палубу.
Так могло бы продолжаться долго, бесконечно долго, ибо "Западный океан" относился к экипажу "Черного лотоса" на удивление терпеливо. Небо было чистым, и погода ничем не беспокоила ни команду, ни странного пассажира на борту. Ветер был попутным, как и мысли экипажа об удаче, легкой наживе и распутных женщинах, готовых продать свои ласки и свое тело любому встречному, лишь бы у него в кармане звякали монеты. Ветер дул ровно, без резких порывов, неспешно подгоняя корабль к очевидным неприятностям. И неприятности вскоре появились, как нежданные гости на пороге отчего дома, хотя поначалу казалось, что боги благоволят людям, невзирая на все их склоки, омерзительные поступки, скотские речи и опустошенные души.
Сперва изменился воздух. Он вдруг стал тяжелым и душным, с трудом проскальзывая в глотку, потом наступило безветрие и стало тихо, как в могиле. Корабль замер на месте, ни чувствуя ни качки, ни малейшего плеска волны. Экипаж, дробно стуча сапогами, высыпал на палубу. Народ уставился на горизонт за кормой "Черного лотоса" и ни смел пошевелиться. Там творилось нечто страшное: стена мрака, уходящая прямиком в небеса, неумолимо двигалась по пятам корабля. Эту гигантскую стену расчерчивали узловатые вспышки молний, раскалывая небосвод на бесчисленное множество трещин, доносился угрожающий гул, рев и грохот приближающейся стихии.
Старик также вышел на палубу. Правда молчал он недолго.
— Не стоять!.. — неожиданно проревел он. — Шевелитесь, парни, паруса долой, повернуть корабль мордой к буре!..
— Делайте, что велели, канальи! — не менее громогласно рявкнул Баск. — Да поживее, иначе все мы отправимся на корм той падали, что плавает за бортом!
Размахивая топором, он набросился на команду, однако испуганные люди опомнились сами. Их ненужно было подбадривать ни хулой, ни пинками. Экипаж кинулся по местам не хуже самых трудолюбивых муравьев: кто на ванты, кто штурвалу, а кто в трюм, крепить груз и молиться о спасении собственной плоти.
Ураган обрушился на корабль внезапно, словно коршун на птицу. Вода за бортом тотчас же вскипела, медленно приподнимая свою добычу к нависшим облакам. С подобной высоты океан выглядел огромной поляной, пространство которой сминала чья-то жуткая, первобытная сила. Даже устрашающий лик дракона на носу "Черного лотоса", сделался вмиг жалким символом безнадеги и погибельного предназначения, когда немилосердный вал воды рухнул с высоты небес.
Никто не успел подготовиться, судно накрыло водой по самые мачты, словно гигантской ладонью безжалостного морского владыки. Корабль тащило куда-то вниз, придавливая все новыми и новыми тоннами воды.
Слава богам, но вечность не спешила избавляться от такой жалкой посудины как "Черный лотос". Корабль, застонал как живой, он с немыслимой натугой вынырнул наружу и, словно раненый зверь, тяжко переваливаясь с боку на бок, понесся навстречу собственной судьбе. Слабый луч солнца, ненадолго пронзивший облачный покров, осветил его палубу, где уже не было ни парусов, ни мачт, ни экипажа. Только одна единственная фигура виднелась на этом корабле — фигура старика. Он выжил чудом, успев привязаться канатом к штурвалу. Его двуручный меч, воткнутый в настил едва ли не по самую рукоять, торчал рядом. Седая копна мокрых волос облепила могучий торс этого человека. Сплевывая соленую воду, он огляделся вокруг. Картина ему не понравилась, она не внушала никакой надежды, однако сдаваться он не собирался.