— Есть кто живой?.. — его сильный голос еле пробивался сквозь рев бури, однако никто не отозвался, разве что свежая громада воды ринулась ему навстречу.
Сколько прошло времени, старик не ведал, корабль несло и несло куда-то в зыбкую даль. Луч света исчез так же быстро, как и появился, на смену ему пришла одна беспросветная ночь, поглотившая мировой окоем без остатка. "Черный лотос" выглядел гнилой щепкой, потерявшейся в потоке грохочущего водопада. Казалось, этот водопад низвергается с края земли в гигантскую пропасть, где заканчивалось само время и пространство.
Старик ослаб, но врожденная стойкость не позволяла ему сломаться и упасть духом. Он был готов до последнего бороться за жизнь, где ему, невзирая ни на что, уже не было места. Разбушевавшаяся стихия, как будто стирала его из памяти хайборийского мира, готовя ему на смену новых удальцов и новых героев.
Потом днище "Черного лотоса" нащупало земную твердь и, раздираемый этою твердью на части, корабль выбросило на берег.
Очнулся старик внезапно, как будто неведомая сила безжалостно вырвала его сознание из темного болота.
Он лежал на побережье, щедро усыпанном обломками "Черного лотоса". В лицо старика смотрела маска свирепого дракона. Взгляд ее выражал холодную обреченность, давая ясно понять, что всему сущему на этом свете грозит неизбежная гибель, тьма и забвение. Остатки форштевня, а так же большая часть корабельной оснастки, покоились неподалеку, там же, где и громадный кусок развороченной кормы. Посреди обломков торчали чьи-то дранные башмаки, расколотая амфора с набухшим от влаги зерном и топор Баски. Это зрелище не вселяло никакого оптимизма, тем более что пара посиневших трупов, с опухшими от воды животами, так же находилась среди вещей.
Пейзаж был мрачен: обледенелый песок, громадные валуны, пологие холмы и редкая растительность вдалеке — вот и все, чем мог порадовать здешний мир своего нежданного пришельца.
Рядом грохотал океан, без устали накатывая гребни косматых волн на сушу. Косо летел и падал на землю снег, а где-то там наверху таился диск солнца, скупо роняя сквозь сизую толщу облаков тусклые нити света. Все так же дул ветер, но он уже не был столь жестоким, хотя и пронизывал до костей.
Старик медленно поднялся, сбрасывая оцепенение. Ни стона, ни кряхтения, ни сорвалось с его губ. Он быстро оценил свое незавидное положение и, недолго думая, принялся шарить среди обломков. Ему повезло, удача была на его стороне, он сходу умудрился обнаружить несколько целых ящиков, облепленных водорослями, десяток тюков с тканью, и целый ворох затейливых побрякушек, блеск которых не смог скрыть даже снег. В конце концов, он наткнулся на кошель с монетами, а затем и на собственный меч, торчащий как несгибаемый гвоздь посреди всеобщей разрухи.
Меч дал старику силы, и в глазах у него появился неугасимый огонь жизни. Этому огню требовалось настоящее тепло и хоть немного вина и жратвы, чтобы он не угас окончательно. Но за этим дело не стало. Очень скоро под прикрытием раздолбанной кормы, уже горел костер. В его жарком пламени, немилосердно шипя и потрескивая, догорали клыки дракона и резные останки форштевня.
Старик выпотрошил ящики, после чего, бережливо использовал расколотую древесину на растопку. В ящиках он обнаружил съестные припасы, два пакета с наркотическими травами, размокшие пряности и кувшин с брагой.
Пакеты с большой охотой поглотило жаркое пламя костра, отправив к богам вонючую смесь дыма и дорогостоящего аромата, остальная снедь послужила приятной наградой за пережитые неприятности.
Обсохнув и утолив голод, старик не стал задерживаться на берегу. Эта суша хоть и была к нему благосклонна, но все же не являлась конечной целью его путешествия. Его путь лежал дальше. Он не знал точно, где именно его цель, но, однако, верил собственному звериному чутью и дремучим инстинктам.
Набив котомку остатками пищи, он положил меч на плечо и двинулся вглубь открытого континента.
Континент принял его охотно, широким простором неизведанной территории, торопливо бросая навстречу человеку колючую поземку.
Позади остался "Западный океан", шум прибоя и выжженное пятно костра на песке. Там же возвышалась невысокая груда камней, под тяжестью которой покоились трупы двух безымянных матросов. Топор Баски венчал эту братскую могилу, символизируя стремление всякого человека к загробному покою, а едва уловимый запах сладковатых трав, витавших в воздухе, напоминал о том, что все в этом мире призрачно и все быть может — всего лишь сон чужого разума, погруженного в наркотический дурман и сказочные грезы.