Ему снилось, то, что он уже очень давно забыл — детство. Удивительно, но он редко вспоминал то время, когда он еще был ребенком, в нем всегда существовала уверенность, что он родился на космическом корабле. Период детства… Он почти его не помнил. Почему? Он задавался этим вопросом, но не находил ответа. Только странные обрывочные образы во снах. И этот совершенно странный сон: он лежит на застеленной, большой железной кровати, поставленной в саду, и смотрит, закинув руки за голову в бесконечное белое небо, вокруг стояли, окружив его со всех сторон высокие яблоневые деревья. В этом сне Макс, часто так лежал. Вокруг сменялись часы, день-ночь, времена года, а он продолжал лежать, слегка покачивая телом железную сетку кровати. Но особенно ему нравилось лежать осенью. Мать ставила рядом с ним генератор защитного поля, который накрывал его и всю постель непроницаемым и невидимым зонтом. Он всегда видел только ее руки, но никогда не видел ее лица. Изредка, какое-нибудь спелое яблоко срывалось с ветки и тихо летело прямо на него. Также, не производя ни звука, врезалось в поверхность защитного поля, чуть медлило, словно удивившись препятствию, начинало не спеша, постепенно наращивая ускорение скатываться вниз, двигаясь по дуге силового поля. Он мог лежать, часами выжидая, когда очередное падающее яблоко сорвется с ветки. Ему казалось, что он космонавт, а спелый плод это разрушительный метеорит, несущийся из глубокой пугающей пустоты космоса и вот он, попадая в силовое поле его космического корабля — кровати, медленно вращаясь, огибал его и уносился дальше в бесконечное пространство….
Макс открыл глаза, в смотровом экране на него неотрывно «смотрела», древня синяя звезда галактики СР-37. Он отвернулся от нее на другой бок и посмотрел на вторую половину своей постели, смятую движением двух тел. Девушка приходившая ночью реальна, в этом он не сомневался. Так чувствовать, возможно, только наяву. Это был не сон. До сих пор на кончиках его ладони осталось ощущение ее тела и запах, немного резковатый с кедровой ноткой. Макс протянул руку, провел ею по второй половине своей постели.
«Да крошка, это было незабываемо», — подумал он.
На кончиках пальцев запутался длинный волос. Он мгновенно сел и в недоумении уставился на светлый с легкой синевой, вьющийся волос между своих пальцев.
Он отказывался верить в увиденное, это действительно женский волос.
«Будь я проклят!», — пронеслось в голове.
— Уис! — закричал Макс.
— Да командир? — встревожено ответила Управляющая Интеллектуальная Система.
— Уис, у нас на корабле есть живой человек, — неуверенно произнёс он.
И тут же, балансируя между логикой и субъективными ощущениями, стал сам же опровергать это предположение.
«Нет, я просто схожу с ума! Какого черта ей сначала приходить ко мне и потом исчезать?! Где логика этого? Тем более если это член экипажа. Нет, такое невозможно, это просто сумасшествие», — эта мысль показалась более трезвой по сравнению с восклицанием и обращением к управляющей интеллектуальной системе.
— Это невозможно командир, мы одни, кроме вас на борту нет ни одного живого существа, — в голосе Уис звучала все та же тревога.
«Может быть это шутка, безумный розыгрыш моего экипажа? Но это полное безумие!», — в отчаянных догадках Макс метался от одного предположения к другому, — «Один миллион лет, это же совершенно.… Нет, это абсолютно невозможный срок существования космического корабля и меня, человека том числе. Но кто в здравом уме отважится на такой розыгрыш? Чей злой умысел может поставить весь экипаж на грань гибели ради случая посмеяться? Это просто безумие!»