* * *
За этими рассуждениями я успел надеть скафандр, перебраться с катера на баржу, снять скафандр, пересечь длинный коридор, заглянув по дороге в отсек с капсулой дочери и убедиться, что она всё ещё жива, а её мать в процессе планового выхода из гибера. Затем я перешёл с баржи на буксир, поздоровался с Катериной, узнал, что новых сообщений с «Форсети» нет, что может быть как правдой, так и брехнёй, как и любая информация от искина. После этого спустился вниз, к капсулам, и лёг в свою. Подпирать крышку стулом не стал, потому что терять мне, кажется, уже нечего. По дороге у меня два раза пропадало зрение — один раз частично, на левый глаз, другой раз полностью, но, к счастью, ненадолго. Меня преследовали звуки музыки, крики боли, стоны отчаяния и вопли торжества, мне мерещились запахи дыма, крови и экскрементов, со мной здоровались голые мёртвые женщины с «Омфалы», которых отгонял злым шипением вышагивающий передо мной серый пушистый кот. «Кровь на воздух!» — напоминали капающие граффити. А ещё я заблудился, немыслимым образом свернув в совершенно прямом коридоре и чуть не вышел не в тот шлюз, улетев в космос без скафандра. К счастью, в последний момент включились рефлексы, и я пришёл в себя — крики Катерины, пытавшейся меня остановить по судовой трансляции, до сознания не доходили. Боюсь, что осталось мне недолго, и если встречу свою смерть в капсуле, то меня хотя бы не надо будет соскребать с палубы.