Волненіе стихло, и на этотъ разъ окончательно. Мало-помалу дворъ пустѣлъ; крестьяне по одиночкѣ и группами, среди глубокой ночи, двигались по улицѣ въ кабаку и уже мирно разговаривали другъ съ другомъ. Собравшись возлѣ кабака, сейчасъ же принялись пить, не взирая на полночный часъ. Пили до разсвѣта, причемъ одинъ упоенный взялъ общественный приговоръ о Ѳедосѣѣ въ ротъ и тоскливо жевалъ его.
Горѣловъ нѣкоторое время сидѣлъ безмолвно на сходѣ, но никто его не видалъ и не тронулъ. Однако, впечатлѣніе отъ схода такъ взрѣзалось въ него, что онъ принялъ рѣшеніе: «Уйду вонъ!» Его потянуло изъ деревни, и онъ раздумалъ зимовать. Черезъ нѣсколько дней онъ уже совсѣмъ собрался, не обращая вниманія на наступившую осеннюю распутицу. На полу стояла котомка, въ рукахъ онъ держалъ походный костыль. Онъ присѣлъ на лавку и равнодушно оглядывалъ свою избу, въ которой царилъ полумракъ, потому что все небо было покрыто клочьями осеннихъ облаковъ, изъ которыхъ лился мелкій, холодный дождь. Еслибы онъ остался дома, онъ, можетъ быть, поправилъ бы свою расшатанную избу, но теперь ему было все равно; въ трубѣ завывалъ вѣтеръ, сквозь большую щель въ потолкѣ просачивался дождь и спускался широкою полосой по стѣнѣ.
У него въ деревнѣ не было человѣка, который бы пришелъ сказать ему на прощанье нѣсколько словъ. Ѳедосѣй куда-то пропалъ, а Василій Портянка запилъ. Такъ онъ и ушелъ одинъ, никѣмъ не провожаемый. Провожалъ его только туманъ, носившійся надъ холодною землей, да грязь, пристававшая къ его ногамъ, когда онъ одиноко удалялся изъ деревни.
Прошло съ того дня много времени. Гдѣ ходилъ Горѣловъ, никто не зналъ. Но скоро онъ объявился въ разныхъ мѣстахъ и сдѣлался популярнымъ среди крестьянъ. Изъ него выработался опытный путеводитель и ходокъ при переселеніяхъ. И въ это дѣло ушла вся его страстная, фанатическая натура; ведя партію на новыя мѣста, онъ не обращалъ вниманія ни на холодъ, ни на голодъ, и бодро шелъ впередъ за тысячи верстъ. Проводивъ одну партію, онъ становился во главѣ другой. Его костлявую, сгорбленную, но выносливую фигуру можно было встрѣтить на берегахъ Туры и Кубани, въ неоглядныхъ степяхъ Семирѣчья и въ предгорьяхъ Кавказа, въ Оренбургской пустыни и среди улыбающихся пейзажей Башкиріи. Жизнь его проходила въ безпрерывномъ путешествіи по далекимъ странамъ, и много было въ ней тяжелаго; не было только одного — полоумныхъ пустяковъ, выбившихъ его на этотъ странническій путь, полный приключеній.
1883