Я провел ладонью по зеркалу, встречая свой взгляд – то ли серый, то ли зеленый, то ли голубой. Иногда это был оттенок хлорированной воды в бассейне, иногда – мокрой серой плитки, иногда – Джозефа Хантера Митчелла.
Говорят, глаза – зеркало души.
Я опустил взгляд на свои руки.
Но руки – руки могут рассказать о человеке все.
Именно в тот момент, вглядываясь в свое отражение, вновь затягиваемое паром, комариный писк начал расти, и я разобрал в нем слова: «Никогда не стесняйся своих шрамов, Дэн. Они рассказывают другим людям о важных событиях, которые произошли в твоей жизни».
Взяв швейцарский нож, я вытащил ножницы и подровнял бороду, в последние месяцы превратившуюся в грачиное гнездо. Теперь рубец на шее стал заметен. Второй рубец, напоминавший туго скрученное белое полотенце, протянулся ниже правого бедра, над коленом. Я раздумывал набрать Вилли, но в итоге отказался от этой затеи: время близилось к полуночи, я был без трусов и собирался позвонить другому мужчине.
На вешалке в прихожей висел халат, однако лишь чудо, Господь Бог и крепкий алкоголь, объединив силы, смогли бы заставить меня надеть его. Я не располагал ни тем, ни другим, ни…
Подняв с пола трусы, я подошел к мини-бару. Пиво, содовая, маленькие бутылочки водки, виски, вермута. На задворках сознания, становясь все навязчивее, билась мысль – НАДО НАГРУЗИТЬСЯ. Все остальное – временное препятствие. НАДО НАГРУЗИТЬСЯ. Стать лучше, сильнее, прямо сейчас. Подумать обо всем завтра.
Я взял водку. Казалось, она улыбается мне. Я вижу тебя, Дэнни. Я вижу тебя, друг. Давай, я буду трахать тебя до потери пульса, тебе лишь надо скрутить крышку и сделать глоток.
Я сунул водку обратно.
Насколько меня хватит?
6
Я достал из сумки «Глок-19» и коробку патронов. За счет укороченного ствола исходного «Глока-17» он казался слишком маленьким, чтобы доверить ему свою жизнь. Ничего страшного, я вверял свою жизнь и гораздо меньшему.
Сев на кровать и включив прикроватное бра, я извлек магазин из рукоятки. Сопротивление пружины возрастало по мере уменьшения количества патронов в руке, в то время как сопротивление другой – той, что внутри меня, – ослабевало. Впервые за весь день я отпустил те свои мысли, которые возникли еще при чтении письма, и теперь они обступили меня безмолвными надзирателями. Я не мог допустить, чтобы кому-то стало известно о моем проступке. Проступок – так ты это называешь? Проступок, недоразумение. Он оступился всего раз, а потом было поздно. Плевать. Хорслейк находится в глуши. Я убью его и закопаю там же.
Вогнав магазин обратно в рукоятку, я положил пистолет на прикроватный столик, сорвал с кровати покрывало и забрался под одеяло.
Я вспоминал свою последнюю поездку в Нью-Йорк в конце октября. Уладив все дела, мы с Джерри отправились ужинать в мой любимый ресторан.
Джеральд Флеминг из «Синнерс Арт» был моим агентом уже двенадцать лет. Когда я впервые увидел его, он не произвел на меня огромного впечатления, но он оказался настоящим бойцовским псом от современного искусства. Джерри первым заинтересовался моими работами. Я жил своей жизнью – и вдруг обо мне заговорили. На первой выставке, в которой меня пригласили принять участие, мне выделили отдельный зал. Через полгода, когда мне исполнилось двадцать три, один известный галерист устроил мне персональную выставку в своей галерее в Сохо. В первый же вечер были распроданы все мои картины. А я бродил из зала в зал, недоумевая: «Какого черта? Когда это произошло?» К 2010-му выставки моих работ прошли в галереях Нью-Йорка, Вены, Парижа, Берлина, Мюнхена, Гамбурга, Москвы, Милана, Лос-Анджелеса, Женевы, Будапешта.
Я заказал севиче из гребешка и пасту с морепродуктами. Джерри погрузил нож в кусок сырого мяса, который почему-то назывался стейком.
– Где Вивиан? – спросил он.
– Ты же знаешь, она терпеть не может летать.
Джеральд отложил столовые приборы, перевел взгляд на кого-то поверх моей головы и постучал пальцем по сапфировому стеклу над синим циферблатом Oyster Perpetual.
– Хорошо, Дэниел, как скажешь.
Повернувшись на стуле, я с отвисшей челюстью наблюдал, как официант несет торт, меня окружают люди, а музыканты начинают исполнять «С днем рождения» в джазовой манере, в то время как невозможность немедленно покинуть ситуацию кипятком разливается внутри меня. В итоге я отлучился в уборную и долго держал пальцы под ледяным потоком.
– Считай меня старомодным, но я настоял, чтобы свечей было тридцать пять. Знаешь, есть у меня ощущение, что этот год изменит все.