Несмотря на привычку обходить эту тему стороной, мне всегда хотелось ее обсудить. В 2014 году, как раз перед зимним солнцестоянием, я написал в своем блоге пост о том, что депрессия – это дух.
Я поделился «личной историей» о депрессии (одна из ее версий есть и в этой книге), чтобы выразить разочарование тем, что люди, кажется, никогда не понимают, насколько серьезны переживания других людей, столкнувшихся с этим недугом. Это состояние, от которого часто отмахиваются как от чего-то, что можно с себя просто стряхнуть – но оно также может вызвать чрезмерную бдительность и настороженность у тех, кто боятся, что их близкие покончат с собой. Результат на самом деле один и тот же: кажется, что люди смотрят на вас по-другому. Было бы несправедливо обвинять других – даже тех, кто сам столкнулся с депрессией, – в том, что они поняли это состояние как-то неправильно, потому что депрессия – тема, которую люди не хотят обсуждать. А когда мы не обсуждаем какую-то идею, слова вокруг нее бледнеют и теряют силу. Просто посмотрите на определения депрессии: они всегда очень длинные, а иногда и противоречивые. Депрессию трудно определить и легко понять неправильно. Люди, хорошо знакомые с этим явлением, могут даже не знать, что это такое, а ученые исписывают целые страницы, пытаясь дать ему определение.
Для меня – как, вероятно, и для других, – депрессия имеет свойство приливов и отливов. (Я – почитатель Посейдона, и потому часто пользуюсь метафорами из водной сферы.) То, как этот приливно-отливный цикл проявляется в моей жизни, менялось с годами, потому что мои отношения с депрессией тоже не стояли на месте. Временами я чувствовал, что она набирает силу по мере того, как удлиняются ночи, начиная с щекочущих сомнений, крадущихся по моей спине примерно во время Лугнасада. Иногда давление обязательств, которые я взял на себя – перед людьми, перед богами, даже перед своими домашними животными, – накапливается, давит и делает движение вперед все более трудным, словно я плыву на перегруженном корабле. Спровоцировать депрессию может и внешнее событие, но насколько травматичным оно окажется, зависит от того, насколько хорошо я владею самим собой. Я разрешаю себе снизить темп и сосредоточиться на самом себе – потому что если этого не сделать, ничего хорошего не выйдет. Я влияю на свое состояние в той же степени, в какой оно влияет на меня. Депрессия не может получить полную власть надо мной, даже если порой мне кажется, что это не так. Словно совместное гадание на спиритической доске: кто решает, какие буквы выпадут – я сам, мой друг, или какое-то иное существо?
У каждого человека есть предубеждения, и я назову дураком любого, кто верит, что способен целиком от них освободиться. Предпочитаю замечать собственные предубеждения, о которых знаю, и давать им имена, чтобы легче было вычленить их из тех слов, которые я использую, и интерпретаций, которые накладываю на реальность. Предлагаю вам сделать то же самое – особенно если вы почувствуете сильную реакцию на что-либо, написанное здесь. Поможет любопытство: спросите себя, почему слова вызывают у вас ту или иную реакцию, и попробуйте терпеливо распутать клубок, чтобы понять, почему они подействовали на вас именно так. У меня не было желания причинить кому-либо боль своими словами, и я молюсь о том, чтобы никогда не навредить другим людям своим невежеством.
Я вырос в 1970-х и 1980-х годах в обществе, которое один из моих учителей назвал «лилово-белым». Я мужчина с относительно бледным цветом лица, и большинство моих предков на протяжении двадцати поколений происходили из северной Европы. (Возможно, четверть из них были выходцами из Малой Азии и ближайших районов, но я рос, будучи принятым как белый человек, живущий в Соединенных Штатах во второй половине ХХ века.) Я никогда не испытывал проблем со своей гендерной идентичностью, – хотя однажды мой пол неправильно определил человек, который был настолько ошеломлен своей ошибкой, что именно это стало главной темой оставшейся части весьма неловкого разговора. Только один раз я подвергся физическому нападению из-за моей предполагаемой идентичности, потому что могу свободно бывать почти во всех белых сообществах, а других избегаю. У меня есть собственное жилье и домашние животные, но нет родных детей, и я не раз в своей жизни получал помощь от государства. Я жрец Посейдона и член общества Друзей, в просторечии называемых квакерами. Я занимаюсь колдовством, медитирую и провожу больше времени, чем нужно, пролистывая социальные сети и смотря телевизор. Мои привилегии зачастую остаются для меня незаметными, но порой я страдаю от депрессии, которая, как правило, незаметна для всех вокруг.