– Хааа… слушай, Кадзу, у тебя случайно нет с собой петард? Я бы сейчас с удовольствием поджег штучку и засунул Кири в рот.
– А ты что, Дайя? Ты ревнуешь, что я даю свой моэ-моэ голосок только Хару? Не беспокойся! Если ты, съехавший на младших сестренках фетишист, встанешь передо мной на колени и поцелуешь мне ноги, я буду называть тебя «братик»! О, ну разве я не великодушна?
– Как насчет фразы «Простите, что родилась на свет»?
…Со сменой класса ничего реально не изменилось.
Но ровно этого я и желал.
Мне немного одиноко без Марии и Моги-сан, но именно ради этого я боролся с «Комнатой отмены».
– …Чего это ты там ухмыляешься? Это отвратно, Кадзу! – замечает Дайя.
– А, точно. Кадзу-кун ухмыляется. Какой он у нас озабоченный. Держу пари, он воображает, что рядом с ним сидит девушка, и вот она неуклюже запинается…
– Ничего подобного!
Я обрываю Коконе мгновенно, отчего у нее появляется кислая мина на лице.
– Но кто сидит рядом с тобой? Ты уже знаешь? Какая-нибудь симпатяшка?
Харуаки спрашивает, бесстыдно плюхаясь на обсуждаемый стул. Я знаю – я посмотрел, кто сидит по соседству со мной, когда искал собственное место.
– Да. Настоящая симпатяшка!
– Правда?! И кто она?!
У нее есть собственное место в классе. И я рад этому. То, что у нее есть место, означает, что она может еще прийти и сесть здесь.
Когда она вернется, ее место уже не будет рядом с моим, но я не против.
С улыбкой на лице я называю имя девушки, чья парта рядом с моей.
– Э т о М о г и - с а н!
В тот день мне казалось, что дождь будет идти целую вечность.
Я отправился в больницу сразу, как услышал от Дайи про аварию с Моги-сан, и потому прогулял школу. Поехал на такси, потому что больница, куда ее отправили, была за городом. Невероятный поступок, если учесть, что мирную жизнь я ценю превыше всего.
Но я просто должен был. Поскольку я боролся с «Комнатой отмены», я должен был узнать результат.
До больницы я добрался раньше всех, даже раньше ее родных. Потом я вместе с ними ждал, пока ее закончат оперировать; они приняли меня за ее парня.
Операция прошла успешно… вроде как. Но в этот день Моги-сан в сознание так и не пришла.
В реанимацию меня не пускали. А в общее отделение ее перевели два дня спустя, и лишь тогда мне удалось с ней повидаться.
Моги-сан на своей койке выглядела очень плачевно. От звуков кардиограммы и аппарата искусственной вентиляции легких мои барабанные перепонки неприятно вибрировали. Руки-ноги ее были зафиксированы, все лицо в синяках, одна рука свисала вниз, вся фиолетовая из-за подсоединенной к ней капельницы.
От одного лишь зрелища изломанного тела своей знакомой на больничной койке у меня на глаза навернулись слезы. Но я был не единственным, кому хотелось плакать. Перед ней я не должен был плакать. Проглотив слезы, я вгляделся ей в лицо.
Моги-сан была как будто удивлена немного, увидев меня. Правда, сказать с уверенностью было трудно, потому что мускулами лица шевелить она не могла.
Ее родные сообщили, что она, похоже, уже очнулась, но пока не произнесла ни слова из-за шока.
Но вдруг Моги-сан раскрыла рот, изо всех сил пытаясь мне что-то сказать. Я попросил ее не перенапрягаться, но она не слушала, все пыталась заговорить.
Ее кислородную маску затуманило дыханием; первые слова Моги-сан были адресованы мне.
– …Я так рада. Я жива.
Я не очень четко расслышал, но, по-моему, она сказала именно так.
После этих слов Моги-сан разрыдалась. Не зная, куда приткнуть взгляд, я крутил головой; и вдруг я обнаружил рядом с койкой ее грязную сумку. Сумка была приоткрыта; в ней я разглядел серебристую обертку. Машинально я взял ее в руки. Умайбо со вкусом Тэрияки-бургера. Оно все раскрошилось, от изначальной формы ничего не осталось. Бездумно трогая коробку, я вдруг понял, что не могу больше сдерживаться, и расплакался.
Не знаю, почему это произошло именно сейчас. Припоминаю, что она угостила меня умайбо в том мире, но совершенно не помню, почему.
Но мои слезы были настоящими.
После этого я еще несколько раз приходил к ней в палату в общем отделении. Моги-сан пыталась говорить со мной так беззаботно, как только могла.
– Когда я была без сознания, мне снился длинный сон, – сказала Моги-сан как-то раз. Похоже, она верила, что все это был лишь сон.
Внезапно в голове у меня мелькнула мысль. В том мире Моги-сан не могла уйти от судьбы, от столкновения с грузовиком. И то, что она выжила, тоже оставалось неизменным. Может, именно поэтому «Комната отмены» продолжала действовать, сколько бы раз ни случалась та авария.