– …Что ты имеешь в виду?
– То, что сказал, буквально. Мое «желание» было – «стать Кадзуки Хосино». «Шкатулка» выполняет любое желание, так ведь? Следовательно, я – Кадзуки Хосино. Никак по-другому назвать себя не могу.
После этих слов Мария Отонаси несколько секунд молчала.
– «Стать Кадзуки Хосино», говоришь? Ну ты и чудо в перьях… Почему из всех людей – именно Кадзуки? Не думаю, что тело «Кадзуки Хосино» такое уж привлекательное.
– П о т о м у ч т о т ы р я д о м с н и м, – не раздумывая ответил я.
– …Я?
– Да, я восхищался тобой. И вот моя драгоценная Мария Отонаси будет рядом со мной. Одной этой причины было достаточно, чтобы я его захватил.
Я услышал, как Мария Отонаси вздохнула.
– …В жизни бы не подумала, что именно из-за меня ты хочешь захватить Кадзуки.
Произнесла это она, словно жалуясь, но тут же взяла себя в руки. Затем обратилась ко мне.
– Я понимаю, ты настаиваешь, что ты и есть Кадзуки Хосино. Однако я не могу звать тебя Кадзуки.
– Тогда зови меня [Юхэй Исихара].
– [Юхэй Исихара]? Впервые слышу это имя. Тебя на самом деле так зовут, или ты его выдумал?
– Кто знает?
– Пфф, неважно. Но ты должен сказать мне одну вещь: как именно ты меняешься с Кадзуки?
– А в чем смысл такого вопроса?
– Я не обязана тебе отвечать.
– Что ж, тогда и я не обязан.
– Просто потрясающе, как ты умудряешься говорить такие вещи, лежа со связанными руками и ногами.
– Ты меня не обманешь! Ты ничего не можешь мне сделать. В конце концов, любое насилие надо мной – это насилие над телом Кадзуки Хосино.
– Существует миллион пыток, не оставляющих на теле следов, – произнесла Мария Отонаси, после чего тихонько добавила: – Правда, я все равно не могу применять насилие…
– Ты что-то сказала?
– Нет, ничего. …Ладно, это отложим; так ты не собираешься мне рассказать, я так понимаю?
– Мм, давай посмотрим. Честно говоря, мне без разницы, но все-таки не расскажу.
– Тебе без разницы?
– В общем, да. Ведь ты вынуждена будешь что-то сделать со «шкатулкой», а не то 6 мая [Кадзуки Хосино] перестанет существовать. Ну что, сильно тебе помогло, когда ты узнала такую тривиальщину? Я ни при каких условиях не расскажу тебе, как извлечь «шкатулку», ты это понимаешь? Или, может, ты попытаешься меня убить? Но тогда и Кадзуки Хосино умрет!
Я рассмеялся неестественным смехом.
Как тебе это, Мария Отонаси? Ситуация более безнадежна, чем ты могла вообразить, правда?
– Ху-ху-ху…
Однако она почему-то издала тихий смешок.
– …Чего смеешься? Или все настолько безнадежно, что ты не можешь удержаться от смеха?
– Безнадежно? Да ну? Ху-ху… Эта угроза – просто комариное жужжание по сравнению с угрозой оказаться отмененными, с которой мы однажды столкнулись. Единственная угроза, которую я вижу прямо сейчас, – это то, что ты не хочешь рассказать, как ты меняешься с Кадзуки, верно? Ну и каким боком это безнадежно?
– Единственное решение – убить Кадзуки Хосино; я тебе уже объяснил, но, может, ты не поняла?
– Потому-то я и не удержалась от смеха. Ведь это – л о ж ь.
У меня отнялся язык.
– Я понимаю, что ты хочешь меня измотать, но, боюсь, такой паршивой ложью меня не обмануть.
– …И почему же ты думаешь, что это ложь?
– Ты же сам сказал. Ты сказал, что ты Кадзуки Хосино. Но у Кадзуки Хосино нет «шкатулки». Проще говоря, он не может быть «владельцем».
– Что еще за игра словами? Так ты от реальности не сбежишь!
– Что, все еще не доходит? Ладно, тогда я задам вопрос.
И Мария Отонаси произнесла твердым голосом:
– Т ы с е р ь е з н о в е р и ш ь, ч т о д у ш а м о ж е т п о с е л и т ь с я в т е л е д р у г о г о ч е л о в е к а?
– Это…
Это…
– Ч т о, н е м о ж е ш ь о т в е т и т ь с р а з у?
Ааа… блин.
Не знаю почему. Не знаю почему, но то, что я не могу ответить что-либо именно сейчас, выглядит серьезной ошибкой.