– Может, у тебя тоже есть идеи?
Всего одно пришло в голову:
– Как насчет изменить наше обращение?
– …Что ты имеешь в виду?
– С этого момента вместо «Отонаси-сан» я буду звать тебя «Ая». [Юхэй Исихара] этого имени не знает, значит, он точно не назовет тебя так. А значит, если я говорю «Ая», это доказывает, что я – это [я]. Как тебе?
Отонаси-сан ничего не ответила.
– Плохой план?
– …Нет, думаю, он весьма эффективен. Давай его используем.
Она согласилась. Но вид у нее почему-то был чуток недовольный.
Но, однако… «Ая Отонаси», э?
«Ая Отонаси» – имя иллюзии, которая не существовала в обычной повседневной жизни.
Более того – когда-то это было имя моего врага.
Такие вот мысли скакали у меня в голове.
2 мая (суббота) 08:11
Едва войдя в класс вместе с Отонаси-сан, я почувствовал, как сам воздух заледенел.
Разумеется, никто со мной не поздоровался.
Ну, Дайя – это естественно, но и Харуаки тоже не поздоровался. Место Коконе по-прежнему пустовало. Может, она вообще не придет сегодня. …Из-за меня? Ну а из-за кого еще.
Кажется, даже Отонаси-сан не ожидала, что мое положение настолько плачевное. Она метнула на меня печальный взгляд. Но тут же собралась, повернулась к моим одноклассникам и дважды хлопнула в ладоши.
– Слушайте все!
Их взгляды тотчас обратились на нее – думаю, потому что все и так на нас с ней пялились.
– Кто-нибудь здесь знает человека по имени Юхэй Исихара?
При этих словах несколько человек обменялись подозрительными взглядами.
По словам Отонаси-сан, очень вероятно, что «владелец» – кто-то из моих одноклассников. Поскольку искать совершенно незнакомое тело, чтобы воспользоваться «шкатулкой», нелогично, то, думаю, здесь она права.
Но разве «владелец» – не [Юхэй Исихара], который во мне? Или она имеет в виду, что есть еще одно существо, совершенно другое?
Как-то непонятно.
Однако пока что, наверно, и правда не повредит спросить у всего класса про имя «Юхэй Исихара».
– Эй, вы двое, вы что затеваете? – обратился к нам Рюу Миядзава, одарив меня сверхпрезрительным взглядом.
– Опять ты? А что? Ты знаешь Юхэя Исихару?
Миядзава-кун ядовито усмехнулся и ответил вне всякой связи с заданным ему вопросом:
– И как это вы двое можете оставаться вместе после «того самого»?
Что он имеет в виду вообще?
Я глянул на остальных одноклассников. Их глаза горели гневом. По-видимому, всех их переполняло праведное негодование.
Иными словами, мои одноклассники н е м о г у т п р о с т и т ь м н е, ч т о я с О т о н а с и - с а н?
– Как оправдываться будешь, Хосино?
Мне совершенно нечего было ответить, поскольку я не понимал, что именно они не могут простить. И нельзя спросить, что это за «то самое», что натворил [Юхэй Исихара].
Поэтому мне оставалось лишь молчать.
Миядзава-кун на мое молчание отреагировал пластмассовым вздохом.
– Ладно. Больше этой темы касаться не буду! …Теперь – личное.
И затем с презрением в голосе продолжил:
– Гражданский муж моей матери… а, звучит, как будто ни к селу ни к городу. В общем, Ю х э й И с и х а р а – г р а ж д а н с к и й м у ж м о е й м а т е р и.
Неожиданное признание.
– …Миядзава. Расскажешь нам побольше про Юхэя Исихару?
– Нет, нет… ты слышала уже про наши отношения, должна иметь представление, как тяжело об этом говорить.
– У нас есть свои причины. Одного того, что я назвала имя «Юхэй Исихара», недостаточно, чтобы ты рассказал больше?
Миядзава-кун нахмурился, но в итоге все же неохотно согласился.
– …Ладно, понял.
Поскольку тема разговора намечалась деликатная, он потребовал, чтобы мы вышли из класса в коридор.
– В общем, не то чтобы я что-нибудь скрывал… – такими словами Миядзава-кун начал свой рассказ.
Его родители развелись, когда он учился в первом классе средней школы. Причиной развода послужили чувства родителей. Оба нашли себе новых любимых и предпочли жить с ними. И новым партнером его матери был Юхэй Исихара.
И родной отец, и родная мать Миядзавы-куна не хотели брать его с собой в свои новые семьи, потому что он служил напоминанием о прошлой жизни. Открыто они это не говорили, но такое не спрячешь, и Миядзава-кун чувствовал это.
Он не знал, почему с его родителями все так вышло. Но для него, их сына, обстоятельства не имели значения. Его, вне всяких сомнений, предали, а такое простить нельзя.