«Мое настоящее тело? Я его уже убил!»
У меня перехватило дыхание.
Значит, [он] покончил с собой, как только убил Юхэя Исихару и свою мать? Ну почему так глупо?!!
«Разве оно не было помехой? Мне то тело больше не нужно – я уже не тот ребенок!»
…Погодите-ка! Значит, иными словами…
– Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать.
…Да, уже слишком поздно.
Не только для Миядзавы-куна, но и для меня.
Ведь [его] изначальное тело умерло. Значит, «владелец» умер. А это значит, в свою очередь, что уничтожить «шкатулку» уже невозможно.
Короче говоря – «Н е д е л ю в т р я с и н е» у ж е н е о с т а н о в и т ь.
Слишком поздно. Мы безнадежно опоздали.
– У меня нет выхода, кроме как помочь «Неделе в трясине» осуществиться.
Он выплюнул эти слова так бесстрастно, что мне тут же стало ясно – он пытается придушить в себе эмоции. Он произнес ясно и отчетливо:
– Поэтому, Хосино – п о л а г а ю, я т е б я с о т р у.
Он медленно поднял свое бледное лицо; глаза его были – пусты.
– Я раздавлю твою волю к сопротивлению.
Не глядя мне в глаза, Миядзава-кун продолжил:
– Но от одного этого мне легче не станет. Потому что есть еще Мария Отонаси. Поэтому я все время думал. Заставить тебя сдаться и остановить Марию Отонаси. Я все время думал, как добиться и того, и другого одновременно.
Рот Миядзавы-куна чуть изогнулся.
– П о й м а т ь О т о н а с и. З а с т а в и в т е б я п о м о ч ь в э т о м.
– …И это должно заставить меня сдаться?
– Угу. Сам подумай: если мы поймаем Отонаси и будем удерживать ее связанной до 6 мая, она не будет представлять для нас угрозы – это очевидно. Если Отонаси бездействует, «Неделя в трясине» продолжит работать без помех.
Стало быть, предать Отонаси-сан – все равно что отказаться от моего последнего убежища.
Следовательно, это будет означать, что я сдался.
– Итак, приступим к осуществлению этого плана. …Хосино, сейчас я собираюсь связать тебя в моей комнате и воспользоваться тобой, чтобы поймать Отонаси. Я возьму тебя с собой, как бы ты ни упирался. Я глазом не моргну, если мне придется прибегнуть к насилию. Впрочем, сопротивление будет бесполезно, как только ты переключишься снова.
– Тогда… почему бы тебе просто не подождать, пока я переключусь?
– Если я это сделаю, ты можешь попытаться оправдать себя, ты будешь думать, что тебя связали против воли. Никакого смысла нет, если ты не предашь Марию Отонаси по собственной воле. Ведь мы же должны заставить тебя сдаться.
…Вот как.
– Ну так что? Хочешь посопротивляться?
Миядзава-кун достал из кармана кастет и надел на руку. Его глаза ясно говорили, что это не блеф.
Должен ли я предать?
Ее, Марию Отонаси – нет, А ю О т о н а с и.
Предать – что такого? Мы ведь все равно не доверяем друг другу. Кроме того – Миядзава-кун, может, этого и не заметил, но я все равно потерял желание сопротивляться с того самого момента, как узнал, что моя повседневная жизнь больше не вернется.
Должен ли я сражаться с Миядзавой-куном? Да нет же. Зачем выбирать более болезненный путь, если таким способом все равно ничего не приобрету?
– …
И все же я не могу этого произнести.
Не могу произнести такую простую фразу, как «Я предам Отонаси-сан».
Почему не могу? Не понимаю. Ничего ведь не изменится, если даже и не скажу этого. Я уже сдался, и когда придет время переключения, меня все равно свяжут. Ничего не изменится. И тем не менее, когда я пытаюсь озвучить свое предательство, мою грудь пронзает обжигающая боль.
– М-миядзава-кун, послушай…
Бам.
– …Кхх!
Миядзава-кун прибег к насилию. Я растянулся на полу, не в состоянии даже сказать что-либо.
Миядзава-кун взглянул на меня сверху вниз, глаза его по-прежнему были пусты. Он все равно не будет слушать, что я говорю. Он будет без малейшей жалости бить меня, как только я буду выказывать признаки сопротивления.
Я знаю. Мне остается лишь решиться на предательство.
Разве это не нормально? Ведь Ая Отонаси – враг.
Он схватил меня за плечи и заставил подняться. Затем пристроил свой кулак напротив моего беззащитного живота.
– Давай, я хочу услышать, как ты предаешь!
– Ты можешь…
Ничего не изменится, так что незачем колебаться.
Почему же тогда…
– Ты можешь… связать меня.
…Почему же тогда мое сердце рвется всего лишь от того, что я произнес эти слова вслух?
2 мая (суббота) 23:10