– Хосино-кун, ты болван!
– Э…
– Ну почему ты понарошку признался Коко-тян, а не мне?!
Ээээ… а что, в этом проблема?
Обеденный перерыв.
Мы с Марией сидели друг напротив друга за столом в школьной столовке. Мария без всякого выражения ела рамэн[13], напоминающий вкусом жвачку.
А ведь она была такой счастливой, когда мы уплетали клубничный торт. Мда, правда, когда я попытался ее сфоткать, она меня крепко стукнула и продолжала есть уже с гримаской на лице.
– Кадзуки, сегодня ты тоже ко мне придешь?
Школьник, сидевший рядом с ней, закашлялся, и рис вылетел у него изо рта.
– Сегодня я собираюсь в библиотеку пойти. Как считаешь?
– Не возражаю.
Я ходил домой к Марии последние два дня. Вовсе не ради развлечения – она натаскивала меня к предстоящим экзаменам; она ведь по-прежнему лучшая ученица школы.
Но все же – второклассник, которого натаскивает первоклашка…
– Мм, но она так и не придет, хех. Ничего не поделаешь, придется мне самой доесть остатки рагу, хоть это и многовато.
– …Оно было вкусное, правда.
– Я не спрашивала твоего мнения.
Голос ее был холоден, хоть я и похвалил ее только что.
– Но все же…
Отправиться в комнату к Марии; если бы «она» услышала наш разговор, уверен, она бы приуныла.
Если вспомнить – «она» всегда обедала вместе с Марией до тех событий двухнедельной давности.
Все почти как прежде. Моги-сан начала дуться на меня в своей больнице, и Дайя со мной по-прежнему не разговаривает, но, думаю, в целом моя спокойная жизнь вернулась.
Но ни Рико Асами, ни Рюу Миядзавы в этой повседневной жизни больше нет.
Золотую неделю нам продлили на четыре дня, так что уроки начались лишь 11 мая. А все из-за того, что в нашей школе учился подозреваемый в убийстве. Мы отдыхали, а директор школы выступал по телеку и чего-то вещал про то, что Миядзава-кун был успевающим и прилежным учеником.
В первый день после каникул здесь творилось нечто. Был такой бардак, что некоторые девушки даже начали плакать; повсюду носились журналисты со своими камерами. Обстановка даже близко не напоминала ту, какой полагается быть в классе.
Но прошла неделя, и все стало, как прежде.
Упоминание имени «Рюу Миядзава» стало для одноклассников негласным табу. Его имя неизбежно ассоциировалось с убийством, а это приводило к нежелательным последствиям. Так что во имя сохранения повседневной жизни даже имени его не позволено было существовать.
Конечно же, я буду помнить Миядзаву-куна. Не смогу забыть. И все же его имя никогда не будет упомянуто в разговорах учеников нашего класса.
Миядзава-кун не вернется больше в нашу повседневную жизнь.
И то же самое относится к его сестре Рико Асами.
Как только о происшествии стало известно, она потеряла свое место здесь. Раньше даже их одноклассники не знали, что Рико Асами – сестра Рюу Миядзавы; но теперь это известно всей стране. Ее фотография и адрес были опубликованы, и ее просто завалили журналисты и обычные любопытствующие, хотя вообще-то она была членом семьи жертв убийства.
Асами-сан ушла из школы раньше, чем мы об этом узнали.
– Кадзуки, что случилось? Ты смотришь куда-то в никуда, – поинтересовалась Мария, прикончив свой рамэн.
– А, не, ничего…
– Ты вспомнил Асами, да? …Боже, одни девчонки на уме.
– Только не говори об этом с таким намекающим видом…
Глядя, как я засмущался, Мария радостно улыбнулась. Теперь я точно уверен. Она - сверхчеловек. Хотя нет, это я знаю уже давно.
– За Асами можно не волноваться. Да ты и сам это знаешь, верно? – сказала Мария с улыбкой.
Я в ответ тоже улыбнулся и кивнул.
Да, я за нее не волнуюсь.
Я достал мобильник и открыл последний по дате голосовой файл.
«Доброе утро, Кадзуки Хосино-кун. Или следует сказать “добрый день”?»
В точности такое же приветствие, как то, первое. Только голос теперь принадлежал девушке, а не Кадзуки Хосино.
Голос Рико Асами.
В свойствах файла значится время создания – 6 мая, 2:00. Как раз когда мы с Марией вышли из семейного ресторана. Не знаю, когда именно Мария сперла у меня телефон, но она вручила его Асами-сан по собственной инициативе.
Чтобы та могла оставить мне это сообщение.
«Что же мне тебе сказать? Может быть: прости за все неприятности? Если, чтобы заслужить твое прощение, достаточно слов, я скажу столько, сколько ты захочешь. Но, думаю, это невозможно. Ты не простишь меня, я зашла слишком далеко».