Однако один из таких «мало кто» был совсем рядом.
«Тодзи Кидзима», мой лучший друг.
Тодзи был невероятно любопытен; его глаза начинали блестеть всякий раз, когда он натыкался на что-то новое для себя. За ее прибабахами он всегда следил сияющим взглядом. Наверно, для Тодзи было вполне естественным, что его к ней тянуло.
Янаги-сан отшивала его в первые разы, когда он ей признавался. Но, по правде говоря, она, наверно, нуждалась в ком-то, кому она была бы небезразлична. В конце концов, она приняла признание Тодзи, и они стали встречаться.
И как только они стали встречаться, она показала свою истинную натуру.
Натуру очень одинокого человека.
Она зависела от Тодзи. Зависела настолько, что это было уже ненормально. Она не отходила от него ни на шаг, она угрожала другим девушкам, которые подходили слишком близко. По желанию Тодзи она вернула волосам естественный черный цвет, стала носить нормальные юбки и закопала сигареты в саду.
Тодзи был для Янаги-сан всем.
Поэтому для нее было невыносимо, когда он, ее всё, не полностью соответствовал ее ожиданиям – даже если это были просто какие-то слова или манеры, которые ей не нравились. Даже крохотные разочарования становились для нее громадными трагедиями. Настолько, что иногда она пыталась вскрыть себе вены на запястьях.
Единственным, кто мог выслушивать ее стенания, был я.
Ее звонки всегда начинались с плача. Частенько она уводила меня в безлюдные места и рыдала там.
Сперва я всего лишь слушал, что она мне говорила. Но постепенно она стала требовать от меня более существенных утешений. Она требовала, чтобы я гладил ее по голове, чтобы я обнимал ее, чтобы я спал рядом с ней, чтобы я пил ее слезы. Помню, она говорила какие-то глупости вроде того, что она успокаивается, глядя на мое лицо, когда я слизываю слезы у нее со щек, хотя одновременно она при этом чувствует вину перед Тодзи.
Да, она зависела и от меня тоже.
Честно говоря, это было утомительно. Иногда я просто не отвечал на ее звонки, потому что уставал от нее.
Если даже я чувствовал себя так, то что говорить о Тодзи – он устал от нее куда быстрее.
Несколько раз они говорили о разрыве и в конце концов таки разошлись.
С того дня она ко мне просто прилепилась. В мире полно людей, которые за всю жизнь ни разу не пробовали на вкус слезы других; я же этой соли напробовался до такой степени, что меня начало тошнить. Я терпел, потому что знал – больше ей опереться не на кого.
Но и я был на пределе. Из-за постоянного стресса у меня начал болеть живот. Я потерял аппетит. Мне надоело до чертиков – с какой радости я должен утешать девчонку, с которой мы даже не встречаемся?
И поэтому однажды я сказал ей:
– Я не могу больше терпеть твое общество.
Она не поняла.
Я постепенно начал использовать все более грубые слова, чтобы до нее дошло наконец, чего я хочу.
Я не могу больше терпеть твое общество, ты меня раздражаешь! Ты думаешь только о себе! Кончай уже! Тодзи бросил тебя, потому что тебе наплевать на чувства других! Я не хочу больше, не ходи за мной больше, ты, двинутая – И в тот же день, когда я ее так назвал, – Я н а г и - с а н и Т о д з и и с ч е з л и.
Одноклассники, которые знали только, что они любовники, решили, что они вдвоем сбежали, но я-то знал, что это не так.
Так почему же эти двое исчезли одновременно?
Это же очевидно. Янаги-сан, в отчаянии от моего предательства, уволокла за собой Тодзи. И – сделала так, чтобы он не вернулся.
Я клял себя. Это все моя вина. Потому что я не сумел поддержать ее. Потому что я отбросил ее, хотя был единственным, на кого она могла опереться.
Но еще больше, чем чувство вины, мое сердце заполнило чувство пустоты.
Все, чем я занимался, стало пресным. Рутина, безвкусная, как жвачка, которую жевали три дня подряд. Не хватало. Миру не хватало вкуса.
Не хватало того резкого, соленого вкуса.
Жестоко! Я же не думал, что ты исчезнешь всего лишь из-за тех слов! Я думал, ты будешь по-прежнему опираться на меня! Заставить меня ощутить этот вкус, а потом взять и исчезнуть – это… это просто безответственно!
Почему… почему Тодзи?
Если бы это был я, я отдал бы тебе все. Хотя я и так отдал тебе почти все.
Ощутив пустоту у себя в сердце, я наконец… да, наконец-то я понял.
…Ааах… вот оно что.
Я – любил Нану Янаги.
Но ее здесь больше не было. Она забрала с собой Тодзи, она забрала почти все, что было в моем сердце, и исчезла неизвестно куда.
Но даже после того, как я предал, ранил, затравил, убил свою любимую, моя повседневная жизнь продолжалась. Раз я был жив, я должен был продолжать жить. Я должен был продолжать жить в мире, в котором не было ее.
Ради этого я решил забыть ее.
Я решил забыть Нану Янаги. Я не должен был связываться с ней изначально. Я хотел отгородиться от нее, от практически символа всего ненормального, эксцентричного.
И затем я действительно забыл ее – как ни странно, полностью забыл.
А кстати, когда именно я начал так ценить свою повседневную жизнь?
«Пожалуйста, выберите цель для [Покушения]»
На мониторе было высвечено это сообщение и шесть портретов, включая мой.
Ни за что в жизни не сделаю такого.
Я не понимаю эту «Игру бездельников». В голове даже мелькнула мысль, что никакого смысла в ней нет вовсе.
Я плюхнулся на кровать.
Но даже если эта «шкатулка» бессмысленна» – что с того? А повседневная жизнь, к которой я жажду вернуться, – она имеет смысл?
Эта повседневная жизнь, единственная цель которой – позабыть ее?
– …
В голове всплыл образ Юри-сан.
Я прекрасно сознавал, что у меня смешались «Юри Янаги» и «Нана Янаги»; даже не требовалось, чтобы кто-то указал мне на это.
Если мне удастся спасти Юри-сан, не предав ее, избавит ли это меня от проклятия «Наны»?
Не знаю. Не знаю, но –
Едва я представил себе лицо Юри-сан,
…как тут же ощутил вкус слез в моем пересохшем рту.
► День 6, <B>, большая комната
Настал уже шестой день, а какого-то прогресса так и не было.
Как и предполагал Дайя, «Битва за трон» перестала работать, когда мы раскрыли свои [классы] и отдали ножи. Но та троица по-прежнему не вполне верила нам насчет «шкатулок», сколько бы мы ни старались им объяснить, и вычислить «владельца» нам не удавалось. А крайний срок медленно, но верно приближался.
Я прошел из своей комнаты в большую. К ощущению, возникающему при переходе, я уже привык и больше не обращал на него внимания.
Эта белая комната, неестественно белая.
…Но тревожиться не о чем, полагаю. Поскольку я [Революционер], а Дайя [Колдун], «Битва за трон» не начнется.
– К а д з у к и - с а н.
Увидев меня, Юри-сан подошла с сияющей улыбкой на лице.
– Мм? Что-то хорошее случилось?
Юри-сан, похоже, не замечавшая своей улыбки, озадаченно склонила голову набок.
– Э?
Ироха-сан, искоса следившая за ней, подколола:
– Юри радуется встрече с тобой, Кадзуки-кун! Она к тебе здорово привязалась, не правда ли?
Не разберешь по ее голосу, серьезна она или нет. Лицо Юри-сан запунцовело.
– И-ирохаа! Не говори так, как будто я щенок или что-то вроде…
Я представил себе, как Юри-сан мчится ко мне, виляя собачьим хвостом.
– Пхх!!
Боже ты мой, это ей бы подошло идеально!
– П-почему ты засмеялся, Кадзуки-сан?!
Она надулась. Я решил страховки ради улыбнуться ей.
Все-таки – за эти дни мы действительно привыкли болтать друг с дружкой.
Начиная со второго дня, мы активно старались общаться с другими, чтобы укрепить доверие между нами. И [Тайные встречи] мы проводили с каждым из остальных игроков. По-моему, все шло довольно успешно, ведь даже Дайя в этом участвовал.