– Кто знает?
– Пфф, неважно. Но ты должен сказать мне одну вещь: как именно ты меняешься с Кадзуки?
– А в чем смысл такого вопроса?
– Я не обязана тебе отвечать.
– Что ж, тогда и я не обязан.
– Просто потрясающе, как ты умудряешься говорить такие вещи, лежа со связанными руками и ногами.
– Ты меня не обманешь! Ты ничего не можешь мне сделать. В конце концов, любое насилие надо мной – это насилие над телом Кадзуки Хосино.
– Существует миллион пыток, не оставляющих на теле следов, – произнесла Мария Отонаси, после чего тихонько добавила: – Правда, я все равно не могу применять насилие…
– Ты что-то сказала?
– Нет, ничего. …Ладно, это отложим; так ты не собираешься мне рассказать, я так понимаю?
– Мм, давай посмотрим. Честно говоря, мне без разницы, но все-таки не расскажу.
– Тебе без разницы?
– В общем, да. Ведь ты вынуждена будешь что-то сделать со «шкатулкой», а не то 6 мая [Кадзуки Хосино] перестанет существовать. Ну что, сильно тебе помогло, когда ты узнала такую тривиальщину? Я ни при каких условиях не расскажу тебе, как извлечь «шкатулку», ты это понимаешь? Или, может, ты попытаешься меня убить? Но тогда и Кадзуки Хосино умрет!
Я рассмеялся неестественным смехом.
Как тебе это, Мария Отонаси? Ситуация более безнадежна, чем ты могла вообразить, правда?
– Ху-ху-ху…
Однако она почему-то издала тихий смешок.
– …Чего смеешься? Или все настолько безнадежно, что ты не можешь удержаться от смеха?
– Безнадежно? Да ну? Ху-ху… Эта угроза – просто комариное жужжание по сравнению с угрозой оказаться отмененными, с которой мы однажды столкнулись. Единственная угроза, которую я вижу прямо сейчас, – это то, что ты не хочешь рассказать, как ты меняешься с Кадзуки, верно? Ну и каким боком это безнадежно?
– Единственное решение – убить Кадзуки Хосино; я тебе уже объяснил, но, может, ты не поняла?
– Потому-то я и не удержалась от смеха. Ведь это – л о ж ь.
У меня отнялся язык.
– Я понимаю, что ты хочешь меня измотать, но, боюсь, такой паршивой ложью меня не обмануть.
– …И почему же ты думаешь, что это ложь?
– Ты же сам сказал. Ты сказал, что ты Кадзуки Хосино. Но у Кадзуки Хосино нет «шкатулки». Проще говоря, он не может быть «владельцем».
– Что еще за игра словами? Так ты от реальности не сбежишь!
– Что, все еще не доходит? Ладно, тогда я задам вопрос.
И Мария Отонаси произнесла твердым голосом:
– Т ы с е р ь е з н о в е р и ш ь, ч т о д у ш а м о ж е т п о с е л и т ь с я в т е л е д р у г о г о ч е л о в е к а?
– Это…
Это…
– Ч т о, н е м о ж е ш ь о т в е т и т ь с р а з у?
Ааа… блин.
Не знаю почему. Не знаю почему, но то, что я не могу ответить что-либо именно сейчас, выглядит серьезной ошибкой.
– «Шкатулка» выполняет «желание» полностью. Более-менее здравомыслящий человек не способен в полной мере поверить, что его «желание» будет исполнено. И, как я и думала, ты тоже не веришь всем сердцем, судя по твоей реакции на мой вопрос. А «шкатулка», когда исполняет «желание», вкладывает туда и сомнения. А значит, «в л а д е л е ц» н е м о г з а х в а т и т ь К а д з у к и Х о с и н о.
– …
– Что, в свою очередь, означает, что «владелец», как и раньше, существует, не захватив тело Кадзуки Хосино, – о т д е л ь н о о т т е б я.
И, не обращая внимания на мое молчание, она спросила:
– Итак, что же ты, если не «владелец»?
Не могу ответить.
– Если ты не знаешь, я сама скажу. Ты – искусственное создание, порожденное искаженным «желанием». Ты просто фальшивка, имитация «владельца». Да, если подбирать имя – ты «подделка».
Беззвучно рассмеявшись, она продолжила.
– А раз ты «подделка», значит, ты не «владелец», которого я должна отыскать.
Понятно. Вот, значит, почему… у меня нет «шкатулки».
– Ха-ха-ха…
Н у и ч т о с т о г о?
Изначально я поместил свое «желание» в «шкатулку», потому что хотел выбросить такого гада, как я. Я даже не «владелец»? Я подделка? Да меня это только радует!
Именно потому, что я никто, я и смогу стать Кадзуки Хосино.
– …И что значит этот смех, [Юхэй Исихара]?
– Ха-ха, какое это имеет значение? Однако я хочу кое-что спросить. Итак, я подделка. Согласен! Но кто ты, если можешь это разглядеть?
– Кто я, спрашиваешь?..
Почему-то Мария Отонаси не в состоянии найти нужные слова.
– …Ты подделка. А я…
– Чего так задумалась? Вообще-то я просто спрашиваю, потому что мне интересно, откуда ты столько знаешь про «шкатулку».
– …Аа. И все?
Поняв, что мне нужно, она вернула свой твердый голос.
– Я сама – «шкатулка». И раз я «шкатулка», естественно, я очень хорошо знаю свойства «шкатулок».
– …Ты – «шкатулка»? Это что, какая-то метафора?
– Понимай как хочешь.
«Шкатулка», э? Если она сказала правду, то все и д е а л ь н о п о д х о д и т.
– Кстати, я ведь обещал тебе кое-что сказать, помнишь?
– …Ты о чем?
– О? Разве я непонятно выразился? Вчера ночью обещал – что скажу тебе завтра. День прошел, так что наконец могу сказать!
И затем я произнес, улыбаясь так широко, что мне даже жалко стало, что из-за повязки Мария Отонаси только часть этой улыбки может увидеть:
– Я люблю тебя, Мария Отонаси.
Она назвала себя «шкатулкой».
Думаю, это идеально подходит. Я действительно думаю, что это идеально подходит – она то, что я жажду заполучить, и она же мой враг.
2 мая (суббота) 07:06
Я спал в незнакомой комнате, с руками в наручниках.
– …Эээ…
Моя голова не вполне еще работала, поскольку я только что проснулся. Белая комната. Приятный запах. До меня донесся звук душа. Спина болела. На полу был расстелен футон [4]. Ноги, оказывается, тоже были скованы.
Стоп.
Чего?
Мою сонливость как рукой сняло. Я поспешно попытался встать, но тут же свалился обратно.
Потирая руками нос, я сел и вновь огляделся. В комнате обнаружились полуторная кровать и стол; на столе – ноутбук, колонки и какая-то умная на вид книга. В целом – не очень-то много всего. При виде школьной формы-матроски на углу шкафчика я понял, что, скорей всего, нахожусь в комнате у девушки.
Проделки [Юхэя Исихары]? Да, наверняка так и есть.
Звук душа прекратился. Вскоре раздалось гудение фена. Должно быть, это обитательница комнаты, и она сейчас в предбаннике душевой. В смысле – девушка?..
4
Футон – толстый матрас, набитый ватой; традиционная японская спальная принадлежность. Расстилается на ночь, днем убирается в шкаф.