– …Я уже знаю, кто такой [Юхэй Исихара] на самом деле.
При этих словах Марии Миядзава-кун широко распахнул глаза, но уже секундой позже заметил ее унылое выражение лица, и уголки его губ поползли вверх.
– И что? Ты нашла его?
– …Нет. Целый день искала, но так и не нашла.
– Хе-хе, ну что ж, это объяснимо. Покойника ведь отыскать невозможно! – триумфально воскликнул Миядзава-кун.
…О?
Что это за странное чувство? Я чувствую в восторге Миядзавы-куна что-то ужасающе неправильное. Что же?..
«Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать».
Он так сказал. Он сказал, что помогал осуществить «Неделю в трясине», потому что это единственный способ защитить «себя». Потому что его «младшего брата», который был ему настолько дорог, больше нет.
Вот оно что.
– …Это ложь.
Стоило мне это прошептать, как Миядзава-кун обернулся в мою сторону мгновенно.
– Ты говорил, что он умер, но это была ложь. Очевидно, если вдуматься. Ты бы никогда не сделал такого и не допустил бы.
– …Чего ты там лепечешь, Хосино? Не пытайся играть словами так, как тебе приятнее!
– Он ведь был важен для тебя, верно?
При этом внезапном вопросе Миядзава-кун нахмурился, но все же кивнул.
– Да.
– Тогда ты ни за что не стал бы говорить о его смерти со смехом, ведь так?
Конечно, мне это всего лишь показалось неестественным, за прямое доказательство едва ли сойдет. Так что если бы Миядзава-кун спокойно отмахнулся от моего вопроса, он бы меня снова перехитрил.
Но…
– А значит, он еще не умер, верно?
Но Миядзава-кун на мой вопрос не возразил ничего, лишь повесил голову.
– Ложь порождает надежду, когда ты осознаешь, что это ложь.
Я произнес эту фразу, которую он сам когда-то мне сказал. Он поднял голову; я продолжил.
– Ты был прав.
Он распахнул глаза и разинул рот. Я молча стоял и смотрел на него; он, сжав кулак и стиснув зубы, вернул мне злой взгляд.
– …Де… рьмо!..
Но в итоге он так ничего и не смог сделать и снова опустил глаза.
Затем двинулся с места заплетающейся походкой. Пройдя мимо нас, он протянул руки к столу и взял лежавший на нем мобильник.
Не произнося ни слова, он понажимал на телефоне кнопки, приложил его к уху и прислушался к чему-то.
– Я не успел.
Его шепот звучал так, словно он обращался к себе самому.
– Я не успел. Я был в ванне во время этого звонка. И когда я заметил голосовой мэйл, было слишком поздно.
Похоже, сейчас он слушает как раз тот самый мэйл.
– Я должен был успеть прежде, чем это произошло. Если бы я заметил эту боль раньше, я бы предотвратил. А я был отравлен моим собственным несчастьем и не заметил, как самый дорогой для меня человек кричит о помощи. И вот что получилось.
Он открыл верхний ящик стола.
– Я знаю, что уже слишком поздно. Я знаю, что уже не успею. Но знаете? Я все еще слышу этот крик! И я не хочу… слышать этот крик и дальше.
Он сунул руку в ящик.
– Я остановлю это. Ради этого я готов на любой грех, на любое наказание. Я пойду на все! Если есть возражения – давайте, выкладывайте!!
– Разумеется, есть, – заявила Мария. – Ты перестал думать. Ты ничего не выбрал. Ты предпочел просто зажать уши, чтобы не слышать криков. Ты просто наслаждаешься болью от бессмысленного сражения с нами.
Она опустила глаза, но тут же выплюнула следующие слова:
– Ты не сможешь вернуть прошлое, сделав это.
– …И что дальше? – прошептал он, повесив голову. – Может, тысможешь отменить эти трупы, или что? Нет, ты не сможешь. Мне уже нормальное будущее не светит, сколько бы я ни старался. Поэтому я хочу хотя бы [Юхэю Исихаре] дать то, к чему он стремится. И ничего больше. Поэтому…
Он вынул руку из ящика.
– …Лезь уже в наручники!
В руке у него оказался электрошокер. Миядзава-кун бросился к Марии.
– Мария!!
Мария молниеносно перехватила выставленную руку и выкрутила. Миядзава-кун негромко вскрикнул и выронил шокер.
– Угг…
Я подобрал шокер. Мария может удержать Миядзаву-куна, но на большее насилие она не способна. Стало быть, сейчас моя очередь.
Я принял его сердитый взгляд, не отводя глаз. Я не отступлю. Если он считает меня врагом, я последую его примеру.
– Прости.
Я прижал включенный шокер к его шее.
Миядзава-кун со стоном свалился на пол.
– …Кадзуки, идем отсюда.
– Хорошо.
Но когда я уже собрался выйти из комнаты, в мою правую ногу что-то вцепилось.
– !..
Я резко развернулся. Миядзава-кун, лежа на полу, держал меня за ногу. Правда, настолько слабо, что стряхнуть его должно быть легче легкого.
Он поднял голову.
– Прости.
Что?..
– Прости, что я опоздал. Прости, что не мог спасти тебя вовремя. Я стану сильней… я стану сильней ради нас обоих…. Так что, пожалуйста, дай мне еще хотя бы один шанс!..
Ааа, нет.
Эта истовая мольба адресована не мне.
Я закусил губу и поднял правую ногу. Стряхнуть его руку действительно оказалось просто.
Затем я прижал шокер к спине Миядзаве-куну.
– …Не будет у тебя больше шанса.
Потому что я собираюсь растоптать это желание.
Я включил шокер. Голова Миядзавы-куна упала и больше не шевелилась.
…Прости.
Наверняка Миядзава-кун это сказал [ему].
Но может, это извинение и [мне] тоже было адресовано… такая мысль меня вдруг посетила.
Я перешагнул через Миядзаву-куна и подобрал его мобильник.
– Кадзуки, что ты делаешь?
Я открыл голосовое письмо.
«…Спаси… меня… Пожалуйста, брат, спаси меня!..»
И я понял наконец, кто такой [Юхэй Исихара].
4 мая (понедельник), День зелени
4 мая (понедельник) 07:49
Я обнаружил, что лежу на полу, на футоне, и что на руках и ногах у меня наручники. Но я еще не проснулся толком и потому думать нормально не мог.
Меня грызло какое-то мучительное чувство – непонятно, во сне или наяву.
Чувство было такое, как будто я тону в бездонном болоте.
Я рвусь и дергаюсь, и все напрасно; я погружаюсь все глубже и глубже; в конце концов я забываю, ради чего вообще дергаюсь. И не могу больше дергаться. Просто погружаюсь в трясину. Все мое тело заполняется грязью. Я сам становлюсь грязью. Поверхность тела, внутренности – все превращается в грязь. Я перестаю видеть очертания собственного тела, они растворяются.
Я больше не вижу самого себя.
…С а м о г о с е б я, хех.
Когда я только занял это тело, я говорил так о себе специально, но сейчас это получается само собой. Думаю, это не потому, что я привык, а потому что мой разум тянется вслед за телом Кадзуки Хосино.
Вот почему я верю, что могу стать Кадзуки Хосино, – потому что меня будет тянуть его тело.
Наконец-то я окончательно проснулся и потянулся. Я тут же понял, где я, по слабому запаху мяты. Это не квартира Рюу Миядзавы (где я должен был быть) – а комната Марии Отонаси.
До меня донеслось сонное дыхание. Обернувшись в сторону кровати, я увидел Марию Отонаси – она спала, повернувшись ко мне лицом. Ее лицо не было таким напряженным, как обычно. Нормальное лицо, так может выглядеть обычная спящая девушка моего возраста. …Кстати, она на самом деле моего возраста.
– Почему ты на меня так смотришь?
Ее невинное выражение лица как рукой сняло.
– Ты во сне такая милая, О т о н а с и - с а н.
– Стало быть, ты [Юхэй Исихара].
Она меня раскусила мгновенно. Хотя время между семью и восемью утра еще вчера принадлежало [Кадзуки Хосино].
Мария Отонаси села на кровати и посмотрела мне в глаза.
– Боюсь, ты жив.
– …Ааа?
На такое внезапное заявление я не смог нормально отреагировать.
– Я говорю, что «владелец» до сих пор жив.