– Гхаа!
– …Воля и решимость тоже важны.
Я извлекаю одну из массово производимых копий «Тени греха и возмездия».
– Ах…
Девушка не сводит глаз с предмета у меня в руке – низкопробной «шкатулки», смахивающей на черный соевый боб.
– Нееет! Моя, моя связь! Не рви мою связь с Дайей-сама! – начинает истерично вопить она.
Я ухмыляюсь.
– Этой связи и не было никогда! А теперь заткнись уже, ясно?
Нет нужды сдерживаться против тех, кто стоит между мной и Марией.
Сжимаю.
Хлоп.
Она была до смешного хрупкой; все равно что клопа раздавить.
– ААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!
И девушка теряет сознание, в точности как Ироха-сан, когда я раздавил ее «шкатулку».
– …Хааа.
Какое-то пустое ощущение.
Я сделал то, что мог сделать. Вот и все.
Я встаю и отряхиваю пыль с одежды, глядя на лежащую девушку. Вдруг я замечаю, что Харуаки по-прежнему смотрит на меня во все глаза.
– …Что такое, Харуаки?
– …Аа, эм… я просто удивился, что ты сейчас сотворил.
– Аа, ну да, я теперь умею забирать «шкатулки» и давить их.
– Ооо, теперь понятно…
Однако, несмотря на мое объяснение, вид у него по-прежнему беспокойный.
– ?.. Что-то еще?
– А, ага. Эм… ты явно не сдерживался, да?
– Сдерживался? А с чего мне сдерживаться? Она ведь собиралась переломать пальцы Моги-сан, так? Она бы не постеснялась, и ты это прекрасно знаешь, верно?
– А, ага. Ты все сделал, да, правильно.
Правильно.
Да, правильно.
Это и заставляет меня недоумевать, почему Харуаки так обеспокоен.
Как бы там ни было, прямо сейчас мой первый приоритет – Моги-сан. Я сажусь перед ней на корточки и улыбаюсь.
– Ты как?
– Сп-пасибо.
Несмотря на то, что я говорю с ней ласково, она, как и Харуаки, тоже явно не в своей тарелке.
– …
…Ну да, признаю. Мое поведение сейчас было маленько странноватым.
Молча пытаясь оправдать свои действия, убедить себя, что сдерживаться было просто нельзя, я смотрю на Моги-сан – и вдруг замечаю кое-что.
– Мм? Моги-сан? Ты что-то прячешь в левом нагрудном кармане?
– У, – бормочет она и отводит глаза.
Что за реакция?
Что?..– прежде чем я успеваю продолжить мысль, Харуаки хлопает меня по спине.
– Хосии, фигово! Ее вопль перебудил всю округу!
Оглядевшись, я обнаруживаю, что над подъездом ближайшего дома зажглась лампа; отовсюду доносятся голоса.
Ну разумеется. Машин, здесь, может, и нет особо, но все же здесь не безлюдное место, как тот мост, где я разобрался с Ирохой-сан. Это заставляет меня лишний раз убедиться, как бездумно действовала алюминиевоглазка, пытавшаяся совершить преступление в таком месте.
– И что делать? Не хочу тратить время на объяснения, что тут произошло!
– За нее я, конечно, беспокоюсь, но нам надо уходить. Давай хоть к стенке ее прислоним; если оставим ее на земле, могут подумать, что мы на нее напали. Надеюсь, полиция ей займется.
Я киваю, и мы следуем совету Харуаки.
Сбежав оттуда, мы направляемся в общежитие, где скрывается Коконе.
Однако теперь у нас на руках проблема. Моги-сан.
Она ничего не знает о положении дел. Но я не могу просто рассказать ей о «шкатулках» и втянуть во все это.
С другой стороны, закинуть ее обратно в больницу мы тоже не можем, поскольку Дайя может отдать еще какой-нибудь [приказ] насчет нее.
Может, следует объяснить ей частично? Вообще, можно ли втягивать ее в наши дела, несмотря на то, что она неспособна самостоятельно передвигаться?
– Моги-сан, что ты сейчас хочешь? – такой вопрос срывается у меня с губ, поскольку сам я придумать решение не могу. Хотя все равно она не может нормально все решить – она ведь ничего не знает.
Харуаки продолжает катить коляску; Моги-сан несколько секунд молчит, потом наконец неуверенно отвечает:
– А что будет… лучше всего для тебя?
Вопрос выглядит абсолютно закономерным, но что-то тут меня беспокоит.
То, что она говорит, просто-напросто ненормально. Обычно в такой ситуации спрашивают, что вообще происходит, или остаются в полном замешательстве.
– Прости, Моги-сан!
– Э? А!
Эта штука, которую она прячет, по-прежнему меня тревожит.
Я сую руку ей в карман и нащупываю что-то твердое. Моги-сан заливается краской и пытается даже сопротивляться – то ли от страха, то ли от смущения, вызванного моим прикосновением. Но ее сопротивление настолько слабое, что я с легкостью отбираю у нее ту вещицу.
Это –
– Электрошокер?..
Почему? Почему у Моги-сан подобное оружие? У нее что, было время втихаря подобрать шокер, когда ее похищала та фанатичка? Откуда вообще мог взяться шокер в ее палате?
Наиболее разумный ответ выглядит так:
М о г и - с а н п р и г о т о в и л а ш о к е р з а р а н е е.
Иными словами,
о н а з н а л а, ч т о н а н е е н а п а д е т ф а н а т и к Д а й и.
– …
Больше того – когда я прикоснулся к ней, я кое-что почувствовал.
Я легко замечаю такие вещи теперь, когда заполучил «Пустую шкатулку».
…Моги-сан – «владелец».
…Моги-сан – [раб].
Если она знала, что на нее нападут, почему не воспользовалась шокером сразу? Кому этот шокер предназначается на самом деле?
Какой [приказ] она получила от Дайи?
Если он дал ей [приказ], кто его цель?..
– Я не хотела говорить, – шепчет Моги-сан. – Я не хотела говорить, что вспомнила про «шкатулки». Потому что –
Она слабо стискивает мой рукав.
– П о т о м у ч т о я в с п о м н и л а и т о, ч т о о т к а з а л а с ь о т т е б я.
– Э?
Вот уж чего я совершенно не ожидал.
Я решил было, что, будучи [рабом], она получила [приказ] напасть на меня; однако если вдуматься – Дайя не стал бы использовать Моги-сан так неэффективно.
Значит, причина ее беспокойного состояния…
– Я вспомнила, что было в «Комнате отмены», – печально произносит она.
Она не хотела, чтобы я узнал, что она помнит те наполненные отчаянием дни.
– Я почти ничего не помню в деталях – наверное, из-за того, что моя память уже тогда, в той «шкатулке», была в беспорядке.
Хоть в этом повезло. Если бы ее воспоминания вернулись полностью, возможно, она даже говорить со мной сейчас не могла бы.
– Но я точно доставила тебе и Отонаси-сан много проблем. Почему-то я это знаю. И еще кое-что я четко помню.
Она выпускает мою руку.
С самой яркой улыбкой, на какую способна, она произносит:
– Ты однозначно отказал мне.
Именно.
Тогда наши романтические отношения закончились – раз и навсегда.
Они закончились.
Я потратил целую человеческую жизнь, чтобы их закончить.
Это решение – окончательное и отмене не подлежит.
А я был настолько бессердечен, что хранил у себя в телефоне фотку с ее солнечной улыбкой. Это была ошибка. Я гнул свою линию недостаточно упорно.
– Но это ничего не меняет, Хосино-кун. Ты всегда дарил мне надежду и будешь еще дарить.
Эти слова Моги-сан произносит очень веселым голосом.
Она может это принять? Впрочем, это не оправдание моего молчания сейчас; я стольким ей обязан, и она заслуживает того, чтобы выслушать это из моих уст.
Однако Моги-сан сама снимает меня с крючка.
– Мм, но сейчас мы не обо мне должны говорить, правда?
– Да, но –
– Омине-кун собирается заставить Отонаси-сан потерять память!
– !..
Все, что я хотел сказать Моги-сан, разом вылетает из головы.