Добродушно смеясь, ДАЙЯ подбирает мяч, улетевший совершенно не в ту сторону.
Каким-то образом КОКОНЕ удается поймать мяч, когда она берет перчатку обеими руками, но попытка вернуть мяч ДАЙЕ снова оканчивается ничем.
Он подбирает мяч, подкатившийся к его ногам.
Брошенный КОКОНЕ мяч опять улетает в сторону, и ДАЙЕ приходится бежать за ним.
Он наклоняется и подбирает мяч.
ДАЙЯ улыбается; он совершенно искренен. Тем не менее КОКОНЕ, которая не желает полагаться на него вечно, подбегает к нему, чтобы он поучил ее, как правильно играть.
КОКОНЕ внимательно слушает, пока ДАЙЯ объясняет насчет бросковых техник и правильной стойки. Похоже, ему это нравится.
КОКОНЕ бросает еще несколько мячей; ее попытки стали чуть-чуть лучше. Время идет, и она постепенно улучшает технику.
Мяч прилетает точно в перчатку ДАЙИ.
ДАЙЯ улыбается.
КОКОНЕ улыбается.
12. Парк, зимняя ночь
У ДАЙИ крашеные волосы и серьга в правом ухе. Он яростно швыряет бейсбольный мяч в бетонную стену. Мяч каждый раз отскакивает с громким стуком. Броски ДАЙИ никто не ловит; он совершенно один.
Пшеничные поля скошены.
Он замахивается и подает.
Из-за того, что он вложил в бросок слишком много силы и мало расчета, мяч взлетает высоко, попадает в сетку над стеной и застревает.
ДАЙЯ не может забрать его.
Он молча стоит и мрачно смотрит на мяч.
♦♦♦ Дайя Омине – 11 сентября, пятница, 22.50 ♦♦♦
Я на пределе.
В ушах звенит, как колокол, который предупреждает о землетрясении.
На экране Коконе Кирино, еще не покрасившая волосы, и по-детски наивный прежний я.
Я был готов.
Я был готов к тому, что мне покажут в фильме «Пирсинг в 15 лет».
Но предупрежден – не значит вооружен; боль, грызущая меня, пока я смотрю, все так же невыносима.
– …Ах.
Злая воля.
Злая воля.
…Злая воля.
Чья-то злая воля будто распинает меня в кресле острыми клинками. Мир изменил цвет, он стал грязным, цвета реальности. Меня охватило ощущение, что весь мир против меня.
И злая воля, к которой я уже привык, снова впивается в меня.
Мир в фильме так прекрасен, что разница с грязью сегодняшнего мира выделяется еще сильнее, еще ужаснее.
Аах.
Я хочу потерять сознание.
Я хочу избавиться от этой пытки.
– Дайя-сама.
Мое уплывающее сознание вернул к реальности голос, обратившийся ко мне в отвратительно напыщенной форме.
Сопротивляясь бессилию, которое навалил на меня «Кинотеатр», я усилием воли поворачиваю голову на источник звука. У входа в зал стоит незнакомая женщина. В моем ослабленном состоянии я не узнаю ее сразу же, но быстро понимаю, кто она. Ее лицо мне не очень знакомо, но среди моих [рабов] лишь самые оголтелые фанатики обращаются ко мне «-сама».
Однако это не та девчонка из средней школы, которую я как-то встретил в Синдзюку; у меня есть и другие фанатичные поклонницы. Аа, теперь вспоминаю. Женщина, которая идет сюда, – студентка университета, несколько раз пытавшаяся покончить с собой. Как и другие фанатики, она, когда я использовал на ней «Тень греха и возмездие», ошибочно приняла это за богоявление.
Ирония в том, что лишь некто настолько далекий от понятия «чистота» может сейчас вернуть меня в спокойное состояние.
Возможно, это потому, что она напоминает мне о реальности, которую я пережил, – совершенно не такой, как теплая картина, что я вижу в фильме. Просто потрясающе – такая мерзкая женщина, как она, позволяет мне взять себя в руки.
– В чем дело?
Хотя меня тошнит и раскалывается голова, я в достаточной степени собрался, чтобы вспомнить, какое задание поручил этой поклоннице. Я велел ей наблюдать за Кадзу.
Другой фанатичке, той самой школьнице, я [приказал] использовать Моги, чтобы вынудить Кадзу прийти сюда, – переломать Моги все пальцы, если потребуется. И одновременно я [приказал] этой студентке тихонько идти и следить за школьницей. Я почти не сомневался, что Кадзу будет слишком занят, разбираясь с Моги и той маньячкой, чтобы засечь еще одного из моих [рабов].
И еще я [приказал] ей войти потом в «Кинотеатр гибели желаний» и доложить.
Студентка подходит ко мне и склоняется, как верная рабыня. Она явно нервничает.
Я делаю очевидный вывод:
– Угроза не подействовала?
– Да.
Вполне естественный исход, если учесть силу, которую обрел Кадзу. Я отдал тот [приказ] до разговора с «О», а уже потом узнал про умение Кадзу давить «шкатулки». Так что эту атаку я уже списал.
Однако следующих слов я совершенно не ожидал.
– Но это еще не все; он раскусил ваш план!
Не в силах переварить новую информацию, я хмурюсь.
– Что ты имеешь в виду? Что именно он знает?
– Он знает, что ваша цель – стереть память Аи Отонаси, Дайя-сама!
– Что?
Как такое вообще возможно?
Само собой разумеется, я не упоминал этот план никому, кто находится за пределами «Кинотеатра гибели желаний», так что утечь он просто не мог.
– Если ему кто-то рассказал… может, «О»? …Нет, вряд ли она стала бы так делать после своего заявления, что Кадзу ее враг. Остается –
– Прошу прощения, но план выдала Касуми Моги.
– Моги?
Моги знает, что происходит внутри «Кинотеатра»? Как такое может быть?
Лишь секунду я раздумываю над этим вопросом, и ответ становится ясен. Я разворачиваюсь вправо.
– Юри Янаги.
– Э? Да? – заявляет она и распахивает глазки. Вид у нее абсолютно невинный. Однако я потихоньку начинаю уже понимать стиль ее актерства.
– Синдо поделилась с тобой силой? Без моего согласия? – спрашиваю я, полностью ухватив ситуацию.
Янаги больше не утруждает себя притворством и весело лыбится.
– У-ху-ху, – хихикает она, и тут же ее лицо становится ледяным. – Раз ты узнал, ничего не поделаешь. Да, ты прав. И Касуми-сан – мой единственный [раб], – добавляет она.
Ее провокационные манеры заставляют студентку-фанатичку смотреть на нее с нескрываемой враждебностью. Подав ей рукой знак отойти подальше, я продолжаю говорить с Янаги.
– Ты что, забыла, что моя победа поможет тебе сблизиться с Кадзу, или что?
– Хааа? Ты вообще о чем? Я уже говорила: с какой радости я буду подчиняться тому, кто меня убивал? Меня тошнит от одной мысли, что ты думаешь, что девушкой так легко управлять, так что будь так любезен, пойди и прыгни в огонь!
Эта девица – слишком для меня.
Пользуясь своей «шкатулкой», я могу стимулировать ее «тень греха» и пытать ее сколько мне угодно; я могу приказать ей сделать все, что захочу. И все равно она придумывает, как мне нагадить.
Я жду следующих ее слов, рассчитывая угостить ее «тенью греха» сразу, как только она заговорит.
Однако –
– Ш у т к а, – с улыбкой произносит она.