– Это потому, что пользуюсь ей я, – возражаю я, вновь привлекая ее взгляд. – Ты права; когда я ее использую, эта «шкатулка» жертвует другими, потому что так я пытаюсь изменить мир. Однако ясно же, что ты с помощью нее сможешь сделать куда больше, чем просто создавать «людей-собак». По сути своей она дает силу управлять другими. Нет, такое выражение дает плохую окраску. Если говорить твоими словами –
Я заглядываю в ее упрямые глаза и произношу:
– Она дает силу направлять других.
Выражение лица Аи меняется.
Ага, я так и думал. Ей интересна моя «шкатулка».
– В ней есть сила, которую ты ищешь, – с убежденностью говорю я. – С и л а н а п р а в л я т ь д р у г и х к с ч а с т ь ю.
– Не может быть… но… но…
Она по-прежнему пытается отрицать это пустой логикой, но на самом-то деле она уже поняла –
Что я говорю правду.
Что именно мою «шкатулку» она искала.
Я подхожу к Ае Отонаси.
Бессилие, создаваемое «Кинотеатром гибели желаний», по-прежнему впивается в меня. Кроме того, с каждым моим шагом «тени греха» кусают меня все сильнее. Я иду шатаясь, хватаюсь за кресла, чтобы не упасть, – но иду, пробираясь туда, где сидит Ая.
– …Хе-хе.
Несмотря на ужасное самочувствие, я не в силах подавить набухающую во мне радость.
Я ведь нашел наконец ответ.
С того самого момента, как я заполучил «Тень греха и возмездие», я был готов заплатить за эту «шкатулку» жизнью. Я был готов к тому, что в недалеком будущем сойду с ума и умру позорной смертью.
Эта «шкатулка» по природе своей должна передаваться другим.
Но кому предстоит стать моим наследником?
Возможно, я знал ответ все это время.
В конце концов, не я ли недавно назвал Аю источником надежды?
Не знаю – то ли из-за того, что мы сотрудничали в «Комнате отмены», то ли просто потому, что я заметил ее непостижимость, – так или иначе, уверен, какой-то уголок моего мозга решил, к кому перейдет эта «шкатулка», уже тогда, когда я ее взял.
Если так, значит, на самом деле «Тень греха и возмездие» –
«ш к а т у л к а», с о з д а н н а я, ч т о б ы б ы т ь п е р е д а н н о й А е О т о н а с и.
– …Хааа, хааа…
Наконец-то я возле ее кресла.
Ая в явной нерешительности, но все же не пытается сбежать.
– Встань, Ая.
Она смотрит на меня снизу вверх.
– Встань и прими «шкатулку», которую ты искала!
Проходит несколько секунд.
Наконец Ая встает.
Она встает, прекрасно понимая, что именно я собираюсь сделать. В отраженном от экрана свете она о т б р а с ы в а е т н е б о л ь ш у ю т е н ь.
Я смотрю ей в глаза.
В них больше нет колебаний.
Она уже приготовилась впустить в себя «шкатулку».
– Очень хорошо.
Сначала я должен ее принять.
– Покажи мне свои грехи, Ая Отонаси!
И, провозгласив сие, я ступаю на ее тень.
– …А.
Шагнув на нее, я вижу грех.
Грех Аи Отонаси… нет, Марии Отонаси.
Это,
это –
– …
…
…
…
Я рухнул.
На мгновение я потерял сознание.
Я кричал? Нет, наверное, я и на это был не способен?
Я размышляю о том, что только что увидел.
Это был не самый серьезный из тысяч грехов, что я видел, и не самый жестокий. Но серьезность греха и все такое прочее не очень связаны с той болью, которая этот грех сопровождает; уровень боли, которую я испытал, был таким же, какой испытала она, когда совершила свой грех, и к объективной тяжести греха это никакого отношения не имело.
Вот, значит, как тогда страдала Ая Отонаси?
Жалящая боль, словно тысяча ножей вонзилась мне в сердце, глазные яблоки плющат плоскогубцами, пальцы отрывают один за другим, кишки бросили в блендер, гвозди вбивают в каждую пору моего тела, и плюс ко всему еще каждый квадратный сантиметр кожи в огне. Ее грех – как расплавленная сталь, которая и мое тело постепенно плавит.
Какого черта?
Мои руки трясутся, глаза выпучены от шока.
Она –
Она несет такой груз все это время?
– …Гх!
Я с трудом поднимаюсь на ноги и смотрю на Аю Отонаси.
Чтобы сделать ее [повелителем], сперва я должен временно сделать ее [рабом]. Для этого мне надо проглотить ее «тень греха».
И если я это сделаю, Ая переживет свой грех заново.
Но сможет ли она вытерпеть боль?
Однако отступать уже поздно.
– Поехали.
Я хватаю ее «тень греха», которую взял, когда наступил на ее тень, и проглатываю ее.
– !..
Ая напрягается и хватается за грудь.
Но и только.
Я не могу скрыть изумления.
– …Как ты можешь быть в порядке?
Ая Отонаси стоит на месте как ни в чем не бывало.
– Я не в порядке.
Приглядевшись, я вижу капли пота на ее лице. Она стискивает зубы. Но я-то, прикоснувшись к ее греху, вообще потерял сознание, и мне трудно поверить, что это вся ее реакция.
– Как ты вообще можешь стоять? Это же просто невыносимо. Я сам это испытал – я знаю.
– Если я не ошибаюсь, твоя «шкатулка» заставляет людей вспоминать свои грехи? – уточняет Ая. Она смотрит на меня, и в глазах ее читается стальная воля, хотя бисеринки пота и стекают по щекам.
– Да, и ты просто не можешь вытерпеть свой грех, когда сталкиваешься с ним лицом к лицу так внезапно.
– Это не было внезапно.
– Что?
Ая отводит руки от груди и успокаивает дыхание. Она практически вернулась в прежнюю, боевую форму.
– Я терплю эту боль постоянно. Я привыкла к ней.
Бессмыслица какая-то.
Если принять ее слова на веру, получается нечто абсурдное.
Моя «шкатулка» заставляет людей вспоминать свои грехи, точнее – свои чувства, когда они грешили. Грешники, как правило, загоняют свои самые черные воспоминания куда подальше, чтобы жить в мире с собой.
Но что если Ая не сделала этого? Что если она ни на секунду не забыла о своей травме?
– Я всегда помню свой грех.
Если так, она должна была привыкнуть к этому адскому страданию, оно должно было стать частью ее повседневной жизни.
Если она всегда жила с этой болью, естественно, наивно ждать, что она рухнет, если ей показать ее грех.
– Мне нет прощения. Вот почему –
Но, э? Как вообще человеческое существо может жить так?
Нет… я понимаю.
И м е н н о п о э т о м у.
– Именно поэтому – я не могу жить как человек.
Именно поэтому она смогла стать «Аей Отонаси».
Она постоянно осознает, что она грешница. Отказываясь забыть свой грех, она постоянно наказывает себя.
Вот это – этичный способ наказания за грех.
Но это и отбросило все то, что было в ней человеческого, и превратило ее в «шкатулку» – в «Аю Отонаси».
Агрессивно подавляя истинную себя, она может сосредоточиться на одном-единственном «желании». Она может посвятить всю себя одной-единственной цели.
Во имя счастья всех остальных.
Она внушает уважение, зависть, восторг, благоговение.
Она живое воплощение печального исхода, который ожидает истинного «владельца» в конце пути.
Но именно поэтому не существует никого, кто бы лучше подходил для передачи моей силы.
Ая Отонаси.
Пожалуйста, живи во имя нашего «желания».
Прости, Кадзу, но я категорически отказываюсь вернуть тебе «Марию Отонаси».