– Папа, прости, я не дождался тебя! Хотел сделать тебе сюрприз. Смотри, я оделся сам! – задыхаясь, кричал он.
Отец пристально осмотрел его с головы до ног и спросил каким-то совершенно чужим голосом:
– Где ты был все это время – во дворе или выходил на улицу за ворота?
– Я не выходил никуда, я был здесь, – впервые в жизни солгал Вадим.
Их спасеньем стал этот дом, доставшийся матери в наследство от деда. Они уехали из Москвы и поселились в деревне. Летом они сдавали половину дома туристам, а потом пытались растянуть деньги на зиму. Вадим и сейчас, после ее смерти, так жил. Места здесь очень красивые: недалеко, за полями – озеро, липовая роща рядом с домом. Зимой только тоскливо – ветер. Ветер стонал в старых трубах всю зиму. Вадим так и не сумел починить дымоход. Все думал – успеет. Но мама умерла, а ветер все стонет и стонет. Так всегда бывает: чем больше у тебя времени, тем меньше ты успеваешь сделать. Вадим старался не думать о маме. Говорят, если мы постоянно думаем о тех, кто ушел, вспоминаем, зовем их, то души не могут освободиться, они бродят по Земле. Говорят, что мы сами должны отпустить умерших… Вадим старался, как мог.
Мама никогда не винила отца, он писал ей поначалу совсем короткие, ничего не значащие письма, но быстро перестал, и даже на похороны не приехал. Всю свою обманутую и неразделенную любовь она отдавала Вадиму. Они читали книги у камина: Чехова, Достоевского, Тургенева, Толстого... Дед был профессором, преподавал литературу в университете. Удалившись на покой, он купил дом и собрал огромную библиотеку.
Вадиму хватило книг на все прошедшие дни бессмысленного ожидания, только вчера он закончил последнюю. Некоторые он перечитывал вновь и вновь, человеческая память имеет обыкновение стирать имена любимых героев, а то и целые главы.
– Тогда зачем читать? Все равно все забудешь, – задавался он вопросом.
Но в такой глуши книги стали его единственными собеседниками. Друзьями, которые приходят издалека. Такие друзья не вяжут теплых уютных носков для души, напротив, они сдирают с тебя кожу и поливают щелочью. А потом уходят, как только закрываешь книгу на последней странице, оставляя тебя одного зализывать раны.
По весне, когда деньги гостей бывали уже истрачены, и не хватало даже на хлеб и сахар, Вадим заваривал можжевеловый чай и доедал старую картошку. Порой ему казалось, что и собственную жизнь он съедает вместе с подгнившей картошкой. Раньше их гости приезжали на лето всей семьей и приглашали знакомых. Мама так любила возиться с их малышами! Потом дети выросли, и они стали приезжать только вдвоем и совсем ненадолго. А сегодня Вадиму вдруг показалось, что на следующее лето они не вернутся. И до весны ему не дожить. Денег совсем немного, а картошки хватит только на половину зимы. Рыбы засолил только себе, торговать на вокзал его не пускали. Он был чужим для всех в деревне.
Однажды к нему зашел местный мужик за дровами. Дров Вадим никогда не запасал. Ходил рубить каждое утро в лес – должно же быть хоть какое-то занятие.
Мужик увидел огромные полки с книгами и обрадовался:
– А зачем дрова? Смотри у тебя сколько бумаги! Дай что-нибудь на растопку ненужного из книг. Зачем тебе одному столько?
– Ненужных книг не бывает, – только и сумел ответить Вадим.
После этого случая с ним даже на перроне здороваться перестали.
Лень была ему не свойственна. Сибаритский образ жизни вести вынуждали обстоятельства. Вадим размышлял о серьезном деле и пользе, которое оно приносило бы, он действительно хотел работать. Но нечем в такой глуши заниматься, все сами себя всем обеспечивали. Поехать учиться Вадим тоже не мог, денег у них с матерью не было. Мама сама обучила его всему, что знала: чтению, письму, математике.
Он искал любви, о которой читал так много, но любовь покинула эти места. В дереве все безнадежно пили, по пьянке и от безысходности рожали детей, а потом голод гнал их на перрон истошно кричать: «Пиииво! Рыыба!»
Но мечта о мире, где все по-другому, не оставляла его. С самого детства ему снился сон о клеверных полях. И Она… стояла на краю поля и звала за собой туда, где за холмами и лесом начиналась железная дорога. Вадим знал, что пальцы ее пахнут клевером, а волосы – ветром. Ветром, пришедшим из-за холмов.