Майкл Муркок
Пустые земли
Майку Гаррисону, Диане Бордман
и Элджернону Ч. Суинберну
Ночные страхи, уходите прочь!
Нахлынул день, и слышен птичий грай.
Мы жнем опять печальный урожай:
Тоску и смерть. И видим только ночь.
Мы – дети сов! Нам не дано постичь
Всю радость жизни, наш удел иной -
Знать суету и длить любой ценой
Миг боли, что несет страданий бич.
Ступайте прочь, могильный мрак и хлад,
В Пустые Земли, там, где Высший Суд.
Прожить остаток жизни каждый рад,
Познав любовь и обретя приют.
Но мы – в оковах! Молим рай и ад,
Чтоб нас спасли… Хоть знаем – не спасут!..
Глава первая,
В КОТОРОЙ ДЖЕРЕК КАРНЕЛИАН ПРОДОЛЖАЕТ ЛЮБИТЬ
– Ты положил начало новой моде, милый, – сказала Железная Орхидея, столкнув своей изящной ножкой соболье покрывало с ложа, – и я горжусь тобой, как гордилась бы любая мать. О, мой гениальный и эстетный!
На другом конце алькова бледный и задумчивый Джерек, почти закрытый огромной грудой подушек, тихо произнес:
– Благодарю тебя, о чарующий из цветов, о изысканнейший из металлов.
– Но ты все еще в плену сплина, – молвила сочувственно Железная Орхидея, – ты все еще тоскуешь по своей миссис Андервуд!
– Да, это так.
– Немногие смогли бы длить страсть так долго. Весь мир напряженно следит за вашими страданиями и нетерпеливо гадает: ты ли отправишься к ней, она ли явится к тебе?
– Насколько я понял, она обещала вернуться, – пробормотал Джерек Карнелиан. – Ты же знаешь, как трудно порой осмыслить речи странника во времени, тем более живущего в 1896-м, – он улыбнулся. – Но там чудесно, мама! Как я желаю, чтобы ты насладилась видами Кофейных палаток, Дворцами джина, Тюрьмами и прочими памятниками. Там так много людей! Непонятно, как им хватает воздуха на всех!
– Конечно, дорогой, – ответ ее прозвучал не столь живо, как можно было бы ожидать, ведь она уже не раз слышала все это. – Но здесь мы все экстазно наслаждаемся твоей копией Лондона. И каждый пытается подражать тебе.
Догадываясь, что он начинает надоедать ей, Джерек сел на подушки и стал задумчиво разглядывать Кольца Власти, мерцающие на его перстах. Поджав свои губы совершенной формы, он повернул то, которое украшало указательный палец правой руки. Мгновенно на дальней стене залы сотворилось окно, через которое хлынули легковейные лучи померанцевого солнца.
– Какое живописное утро! – воскликнула Железная Орхидея, желая воздать хвалу его вкусу. – Как ты намерен его провести?
Джерек пожал плечами:
– Признаться, я еще не думал об этом. А что предложишь ты?
– Ах, Джерек, я думаю, тебе, основавшему фасон ностальгии, придется по вкусу прогулка в один из древних Руинных Городов.
– О, мечтательная королева матерей, ты совершенна в своем ностальгическом настроении! – он нежно поцеловал ее в веки цвета черного дерева. Мы были там в последний раз, когда я был совсем ребенком. Ты подумала о Шаналорне, не правда ли?
– Шаналорн, или нечто другое… Мы отправимся туда, куда ты пожелаешь. К тому же, если мне не изменяет память, тебя зачали именно в Шаналорне, – она зевнула. – Руинные Города – единственное, что неизменно в нашем зыбком мире.
– Некоторые бы сказали – они были миром, – Джерек улыбнулся. – Но им недостает шарма метрополий эпохи Рассвета, несмотря на всю их древность.
– А для меня они полны романтики, – воскликнула Железная Орхидея, захваченная воспоминаниями. Она обвила Джерека своими янтарно-черными руками и прикоснулась губами цвета полночной сини к его челу. Платье ее, сплетенное из живых пурпурных маков вздымалось и опадало в такт дыханию.
– О, мой искатель приключений, в какой наряд ты облачишься? Неужели ты все еще придерживаешься стиля стрелоносных костюмов?
– Я полагаю, нет, мама! – Джерек Карнелиан с трудом скрыл разочарование по поводу ее пристрастия к черным и синим туалетам, оставшегося со времен ее романа с гибельно-мрачным Вертером де Гете. Мгновение он помедлил, а затем поворотом кольца власти соткал струящуюся мантию беловуального меха.
– Превосходно, – промурлыкала Железная Орхидея, оценив по достоинству намерение сына подобрать наряд по контрасту с ее собственным. – Пойдем к твоему экипажу!
Они покинули ранчо, которое умышленно сохранялось в том же виде, каким было во времена потерянной возлюбленной Джерека, миссис Амелии Андервуд, перед тем, как она отправилась назад в свой девятнадцатый век, и пересекли хорошо ухоженную лужайку с подстриженной травой, где уже не бродили средь кустов его олень и бизон, а о милой Амелии напоминали только беседки из роз и японские садики.