– Израила нет дома, – взволнованно сказала Марго с надеждой глядя на Дина. – Что случилось?
– Он может знать информацию, которая будет полезна следствию. Когда он придёт мне будет нужно просто задать несколько вопросов. Быть может Вы знаете где он находится сейчас?
– Нет. Он может быть где угодно. Я сразу же сообщу Вам, когда он появится. И всё же, что случилось?
– Убили Луиса Сиетла. Его тело обнаружили сегодня на кладбище Сансет Хоррор.
– О, Боже, – чуть слышно, испуганно прошептала Марго, слегка пошатнувшись, словно от сильного удара. – Если мой сын может что-то знать, значит он в опасности…
– Не думаю. Информация, которой он обладает, вряд ли может принести ему вред, -спокойно произнёс Дин. Сейчас его волновал другой, более важный для него вопрос. – Скажите, а что это за слепая старушка сидит на скамейке у Вашего подъезда?
– Слепая старушка? – удивлённо переспросила Марго, ещё не осознавшая полностью что всё, что происходит сейчас, это реальность, а не страшное подобие безумного сна. Она выглянула в окно. – Там никого нет. Наверное, уже ушла. Я даже не знаю, кто это может быть. Насколько мне известно, у нас здесь поблизости нет незрячих пожилых женщин. Быть может она переехала сюда недавно.
– Спасибо. Что ж, мне пора, – натянуто улыбнувшись, произнёс Дин и направился к выходу. – Позвоните мне, когда Ваш сын придёт домой. Мне очень нужно с ним поговорить.
Марго кротко кивнула и проводила Дина из квартиры. В её бездонных, магически синих глазах притаился страх. Сердце её сжималась от тревоги за сына. Она негромко захлопнула дверь за шерифом.
Дин достал сигарету и с удовольствием закурил. Ещё никогда табачный дым не был для него таким сладким лекарством. Он начал медленно спускаться вниз. Теперь стены не давили на него, а неяркий, ложащийся причудливыми пятнами свет, проходящий сквозь призму грязных окон, рассеивал глубокие, недвижимые тени. Наконец он вышел на улицу. Холодный, резкий порыв ветра ударил ему в лицо. Скамейка была пуста, а от крошек хлеба ничего не осталось, словно та сцена просто привиделась Дину в каком-то безумном бреду или кошмаре. Тучи на небе как будто налились тяжёлым свинцом, готовые обрушить на город свою холодную, безудержную ярость. Медленно кружась начал падать снег, тая на серых тёплых дорогах. Шумно мчались скорые поезда в неизвестность исчезая в белом, клубящемся, снежном сумраке. Холодало. Дин потушил свою сигарету и поспешно пошёл к своей машине. Сев в автомобиль, он включил обогреватель и откинулся на мягкую спинку сиденья. Он собирался немного подождать Израила. В душе у него было неспокойно. Он прикрыл глаза. Негромкая, ненавязчивая песнь ветра и мерный шум поездов убаюкивали его, создавая уют в белой, бушующей мгле, набиравшей силу. Наконец он погрузился с головой в омут безумной, сладкой дремоты.
3
Дину снилось, что он сидит в душной, переполненной изрядно выпившими посетителями таверне 19 века. В просторном помещении питейного заведения гремела весёлая музыка, мужчины смеялись, рассказывая свои истории и заливая свою усталость, накопившуюся за тяжёлый день хмельным, забористым элем. Он был невидимкой среди них, призрачным дуновением ветра, бестелесным духом. Впереди, в небольшом отдалении от основных масс сидели двое молодых людей и о чём-то негромко, увлечённо разговаривали. Дина тянуло к ним какое-то неизвестное, но безгранично сильное чувство, и он решил подойти поближе, чтобы утолить своё любопытство и услышать их разговор, оставаясь при этом никем незамеченным.
Один собеседник был зеленоглазым, с приятной, вызывающей доверие внешностью. Он был гладко выбрит, рыжие, длинные волосы его были собраны в аккуратный хвост. На нём был недорогой, коричневый фрак и бежевый жилет, из более благородного материала. На вид ему было не больше 23 лет. У него были поистине привлекательные черты, делающие его похожим на вечно юного, языческого бога: прямой, ровный нос, миндалевидные глаза, ярко выраженные скулы. Напротив него сидел плечистый молодой человек с суровым лицом, и жестоким, холодным взглядом пронзительных синих глаз, казавшихся в приятном сумраке зала ещё более глубокими и агатовыми. Дорогие фрак и жилет на нём были чёрными. Волосы цвета вороного крыла обрамляли его бледное лицо, резко контрастируя с кожей. Длинная, чёрная щетина придавала его облику некую грубость и силу. У него был массивный, мужественный подбородок, большие, загадочные глаза и благородный, ястребиный нос.
– Я женюсь, Джон, – сказал последний своему зеленоглазому собеседнику хлебнув из своей кружки немного пива. Голос его был грубым, с небольшой, приятной хрипотцой.