– Я клянусь, что не брошу тебя, – твёрдо произнесла девушка.
– Вы единственные кто не жаждет моей гибели, кто не насмехается надо мной, – печально продолжил Шут. – Вы не бросаете меня, заботитесь, не называете сумасшедшим, хотя я и правда безумен. Я безумен в своей клетке одиночества и боли.
– Безумец ли ты? Да, возможно, – задумчиво произнесла девушка, глядя на пляшущие в старом камине языки пламени. – Но ты талантлив. Видения, лишающие тебя покоя, открывают тебе истины и тайны человеческих сердец и помыслов.
Шут взглянул на неё и печально улыбнулся.
– Я знаю пустынную дорогу смерти… я видел её, – едва слышно прошептал он. – Я слышу голоса теней и чувствую на руках их скорбный пепел. Я видел ИХ, суровых ангелов смерти. Они забрали у меня многое, но я их избранный, именно я. Это плата… за всё нужно платить, – Шут устало вздохнул и закрыл глаза. – Они шепчут даже сейчас. Там, в многоликой, бескрайней, предвечной тьме… Да, они там… Я слышу их шёпот… Скажи мне, Хелена, я безумец?
– Да, – виновато потупив глаза ответила девушка.
– Что ж, я надеюсь на это. Я чую смерть… скорую смерть…
– Ты знаешь, кто это будет? – встревоженно спросила она.
– Нет, – он откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел в окно, за которым всё яростней завывала злая вьюга. Он соврал, он знал ответ на этот вопрос, но не хотел верить, не хотел разбивать сердце бедной девушки, наполняя его чёрной кровью одиночества. – Ты веришь в то, что можно победить смерть? – негромко спросил Шут.
– Нет, – уверенно ответила она. – не верю. Всему есть конец. И ангел смерти рано или поздно спускаясь к человеку принесёт на своих крыльях умиротворение и покой.
– А что если жизнь и смерть просто иллюзия? Умелая игра света и тени? Если это просто представление, которым управляет кукловод? Великий кукловод, сокрытый в тени…
– Я не верю в это, – горячо ответила она и снова виновато опустила глаза.
– Пустота… бездна… я чувствую её… Она внутри меня… она внутри каждого. Она – это вечность…
Шут замолчал, его изумрудные глаза были полны скорби и боли. И снова перед Дином словно зловещий, тяжёлый занавес опустилась темнота. Он проснулся. Его тело сковал замогильный, предвечный холод. За окном жутко и пронзительно завывал ноябрьский ветер, а стены небольшой, уютной квартиры издавали странные, протяжные звуки. Они словно прерывисто дышали, скованные тяжёлой болезнью тлена. Дин встал и посмотрел на часы. Было 6 часов утра. Он поспешно оделся и пошёл на кухню, чтобы заварить себе утренний кофе, но кто-то начал настойчиво звонить в квартиру. Шаркающей походкой Дин поспешно направился к входной двери. Голова нестерпимо болела и гудела. Казалось чей-то вкрадчивый голос нашёптывал из пустоты: «Глаза, лживые, незрячие глаза…». Он открыл дверь, и с удивлением увидел за ней ту, которая пугала и завораживала его своей красотой, ту которая снилась ему в полночном бреду, ту, чей взгляд пронзает плоть, проникая в самую душу. Перед ним стояла Николь с шикарным букетом из алых, крупных роз и белых, хрупких, нежных лилий. Это странное и противоречивое сочетание цветов привлекало внимание и вызывало в человеческой душе смешанные чувства благоговейного трепета и отрешения. На ней было чёрное пальто, закрывавшее половину её прекрасного лица, светлые, поношенные, узкие джинсы были заправлены в мощные берцы. Она немного дрожала от холода.
– Вы заказывали букет? – приветливо спросила Николь.
– Нет, Вы ошиблись, – натянуто улыбнувшись ответил Дин. Ему было жалко продрогшую на яростном, северном ветре девушку. – Ещё только 6 часов утра. Неужели Вы уже начали их развозить? – недоумевая спросил шериф.
– Да, хозяйка заставляет работать даже ночью, – устало и печально вздохнув ответила она. – Снова ошиблась. Я ещё плохо знаю этот город. Хорошо, что на этот раз я попала к Вам, уже знакомому человеку, – Николь стеснительно отвела взгляд, но Дин видел холодный, надменный огонь и таинственную, непроницаемую тьму, скрывающуюся в её серых, бездонных глазах.
– Вы, наверное, замёрзли, – участливо посмотрев на неё произнёс Дин. – Проходите в квартиру. Согреетесь, выпьете чая или кофе.
– Вы так добры! – радостно воскликнула Николь и поспешно вошла в квартиру. Внутри царил приятный, уютный полумрак и гулкая, успокаивающая тишина. Он помог ей снять пальто и повесил его на единственную свободную вешалку в шкафу. Букет девушка небрежно положила на старый, лакированный угловой столик, и они с Дином пошли на светлую, освещённую желтоватым светом лампы кухню. На николи была грубой вязки, изумрудная, однотонная кофта. Она снова закатала рукава по локоть, открывая взору татуировку в виде длинной вязи старинных, непонятных символов и села на старый, скрипящий, обшарпанный стул. За окном было всё ещё темно и большой, чёрный, как смоль ворон сидел на голой, скрюченной ветке пристально наблюдая за шерифом и его гостьей.