— Адам? — теперь спросил и Торин, который подошел к нам, услышав мой испуганный голос.
Но Адам уже ничего не говорил. Вместо этого он смотрел вниз, как будто там внезапно появилось что-то, чего он не замечал раньше.
Я с удивлением проследила за его взглядом. На его кожаных штанах было две дыры размером с большой палец, из которых сочилась кровь.
— Тебя укусил дракон? — хрипло спросила я.
Мой голос был чужим, паническим и монотонным.
Адам медленно кивнул, как будто ему было трудно сделать даже это простое движение.
— Рана не глубокая, я позову целительницу, — тут же сказал Торин.
— Торин, — прошептала я. — Это был дракон Латориос.
— Не знаю, как звать это чудовище, но рана правда не тяжелая, мы еще и не такие ранения залечивали.
Он ободряюще кивнул Адаму.
— Это не важно, — крикнула я. У меня вдруг сорвался голос, когда я крепко держала горячую руку Адама. — Укус этого дракона смертелен.
— Смертелен, — выдохнул Торин, и теперь спокойное выражение исчезло с его лица. Он испуганно посмотрел на Адама, а его лицо внезапно побледнело, как мел. — Это невозможно, — сказал он.
Потом принялся звать на помощь, громко и энергично, и я услышала, как быстро приближаются шаги тяжёлых сапог.
Адам поднял голову и посмотрел мне в глаза, тёмно-синий цвет его глаз лихорадочно вспыхивал. Казалось, будто он тоже не может поверить в то, что услышал, будто весь мир вокруг нас внезапно замер, в то время, как мы смотрели друг другу в глаза, ощущая, как неверие уступает место уверенности. Я больше не слышала носящихся туда-сюда магов, чувствовала только близость Адама, его отчаяние и мой страх, который всё сильнее сжимал сердце ледяной хваткой. Момент тянулся бесконечно, а счастье и несчастье внезапно оказались очень близко друг к другу.
Затем этот момент пролетел, как пепел на ветру, лёгкий и чёрный одновременно.
Я открыла рот, собираясь сказать так много: что люблю его, что он должен остаться со мной, что мы найдём решение, что моя бабушка, наверняка, знает, что делать. Наша любовь должна пережить и этот момент.
Мы выдержали уже столько опасностей, так часто думали, что вот сейчас всё закончится. Но всегда находился выход.
Но в этот раз чуда не случилось. Внезапно на меня обрушилось чувство, что уже слишком поздно.
Я держала Адама за руку, на глаза навернулись слёзы, в то время, как тёплое ощущение его близости исчезло из моего живота. Прежде чем я успела издать хоть тон, прежде чем успела схватить и притянуть его в объятья, взгляд Адама потух, и он опустился на землю.
Торин пронзительно закричал имя Адама, но этот звук дошёл до меня глухо, словно сквозь вату. Меня охватил непостижимый холод и парализовал. Мои внутренности судорожно сжались в бесконечной агонии. Я слышала, как кто-то кричит, и лишь с трудом осознала, что это я сама кричала, в отчаяние и панике.
Я хотела вцепиться в Адама и спасти его, но Торин внезапно оказался передо мной и крепко обхватил мои запястья.
Я беспомощно наблюдала, как сослуживцы Чёрной гвардии поднимают Адама. Прозвучало имя моей бабушки. Внезапно рядом оказались Рамон и Леннокс, и я видела шок на их лицах. Они что-то громко кричали, но я не понимала больше ни слова, как будто разучилась понимать собственный язык. Я хотела вырваться и помочь, я должна оставаться рядом с Адамом и сопроводить его к бабушке. Она должна спасти его и вернуть назад. Я в отчаяние кричала и плакала, бессильная что-нибудь сделать.
Но Торин крепко держал меня, и хотя я изо всех сил сопротивлялась, он не отпускал.
Беспомощно я наблюдала, как Рамон обхватил Адама за грудь и поднялся с ним в воздух.
Потом промчался через облачный покров вниз к Шёнефельде и исчез из моего поля зрения.
После того, как Адам исчез, силы меня оставили, и я, словно оглушённая, обмякла в объятьях Торина. Я больше не могла ходить, не могла дышать, не могла жить. Грудь давило, а сердце билось болезненно и против воли.
Адама больше нет. Эта мысль жгла, словно кислота, в моей голове и сердце, и всё-таки я не понимала её.
— Ну же давай, — сказал Торин. — Вставай, мы спустимся в Шёнефельде.
Я в замешательстве посмотрела на него. Его трезвые слова были словно палка, за которую я могла уцепиться. Хотя это было совершенно бессмысленно, я следовала его инструкциям и позволила поставить себя на ноги. Затем пошла вслед за ним через ужасную неразбериху во внутреннем дворе замка к лестнице, ведущей в Шёнефельде. Ветер задувал мне под ноги полу сгоревшие списки с именами. Друиды быстро ходили туда-сюда, в руках горшочки с мазью из колокольчиков Присель, которой можно излечить ожоги. Всё это я знала, но это ничего больше не значило.
Я шла за Торином на дрожащих ногах, как будто это было единственное важное задание, которое мне нужно было выполнить. Я судорожно сосредотачивалась на каждой ступеньки и настойчиво их пересчитывала, чтобы не впускать в голову никаких других мыслей. Когда мы шли через парковку я считала свои шаги. А когда добрались до рыночной площади, было уже темно, за окнами горел свет, и над городом лежала уютная атмосфера. Нормальное русло жизни казалось мне мерзким. Только что дракон причинил столько много страданий, а из книжного магазина господина Лилиенштейн лился тёплый свет, как будто ничего не случилось. У меня просто не помещалось в голову, что где-то в другом месте жизнь продолжается. Разве не должен весь мир замереть в шоке?
Торин всё время молчал, сжав губы, он зашёл в ратушу. Кабинет и процедурные комнаты моей бабушки находились на первом этаже в задней части дома. Мы прошли вдоль широкого коридора, наши шаги громко отдавались эхом.
Перед дверью Торин остановился, и глубоко вздохнул. Тихие и серьёзные голоса доносились до нас из-за двери, и я видела, как Торину прямо-таки пришлось заставить себя нажать на дверную ручку.
Когда мы зашли в помещение, первой, кого я увидела, была бабушка.
— Сельма!
Она обернулась с серьезным лицом. А потом я увидела Адама. Бледный и обессиленный, он лежал на носилках в углу комнаты. Вокруг него, с растерянными лицами, стояли Рамон и Леннокс.
— Как он? — спросил Торин. Я была рада, что вопрос задал он, потому что сама не могла произнести ни слова.
— Его тело живет, — серьезно сказала бабушка. — Я смогла его вернуть, но не знаю, как долго он продержится.
— Что это значит? — спросил Торин.
— Яд дракона очень токсичен. Он был мертв, но мне удалось вытянуть яд из его тела и залечить раны.
— Тогда почему он не просыпается? — нетерпеливо спросил Торин.
— Потому что он был мертв, часть его до сих пор мертва, — серьёзно сказала бабушка. — Его время истекло, а душа в царстве мертвых. Она уже отделилась от тела и не вернулась в свою оболочку. И не сможет вернуться сейчас, а без души его тело долго не проживет.
— В царстве мертвых? — скептически спросил Торин.
Слова бабушки эхом отзывались в моей голове, я не могла отвести взгляд от Адама.
Медленно и не обращая внимания на остальных, я подошла к нему и взяла за руку. Она была теплой, я видела, как он дышит, как поднимается и опускается грудная клетка. Он не мертв, я же вижу, что он жив.
Неужели я никогда не услышу ни одного слова из его уст? Никогда не почувствую бабочек в животе, когда он находится рядом. Я заметила, что это чувство было уже утеряно. Во мне абсолютно ничего не шевельнулось.
Я была одна одинёшенька.
Эта мысль была словно глубокая, темная дыра. Мне вдруг стало так холодно, что я начала бесконтрольно дрожать.
— Адам, — сказала я каким-то чужим, надломленным голосом.
Слегка коснулась его щеки. Я надеялась, мысленно умоляла, чтобы он пошевелился, но проходили секунды, и кроме регулярного поднимания и опускания грудной клетки, ничего не изменилось.
— Есть ещё хоть какая-то надежда? — в отчаяние спросила я бабушку.
Я не могла себе представить, что бабушка не знает хоть какого-нибудь способа, который сможет помочь Адаму.
— Завтра я опрошу друидов, но шансы не велики, — с сожалением сказала она. — С драконом Латориос сталкиваешься не каждый день.