Выбрать главу

Гриша нахмурился и строго сказал, осуждающе покачав головой:

— А получилось как хуже. Если его, так сказать, коллеги обнаружат это, — выйдет большой скандал. Угодно вам — наслаждайтесь обществом попа, а меня прошу уволить. Я человек принципиальный. Я немедленно ухожу.

Голицын порывисто ухватил Гришу за полу пиджака.

— Голубчик, Шепотков, не надо уходить, не порти нам свадьбу. Залуцкий скоро уйдет, вот выпьет за наше счастье и уйдет. Ей-богу! Да к тому же он компанейский парень, хорошо поет и танцует дай боже!

— Даже танцует, — усмехнулся Гриша, — и что же? Польку «Иже херувимы»?

— Что ты! Он при нас с Галей вчера такой твист оторвал, что ахнешь. Куда всем нашим стилягам! Не обижай нас, посиди, выпей.

Гриша досадливо махнул рукой и вернулся на свое место. Углубленный в свои думы, он даже не заметил, как машинально опрокинул в рот кем-то предложенную ему стопку «За здоровье молодых!». Ему тут же услужливо ее наполнили снова. Потом кто-то осторожно тронул его за рукав. Он обернулся. Отец Михаил, улыбаясь, протягивал ему свою рюмку.

— За безоблачное небо жизни наших новобрачных! — сказал с чувством священник.

Как же отказаться поддержать такой тост! Гриша, презирая себя в душе, чокнулся с отцом Михаилом и в смятении плюхнулся на стул. Боже милостивый! Он чокнулся с попом!

Осовелыми глазами Шепотков окинул зал и, встретившись глазами с невестой, вдруг поманил ее пальцем.

— Гр-ряди, гр-ряди, голубица! — ухмыльнулся он и, когда Галя подошла, осторожно привлек ее, поцеловал в щечку и шепнул на ушко: — А правда, твой тр-роюррродный дядя твист танцует?

— Отец Михаил-то? — просияла Галя (видимо, Вася уже рассказал ей о намерении Гриши уйти со свадьбы). — Еще как! Если хотите, я попрошу его.

— Не надо! — с беспокойством вскричал Шепотков, но Галя уже что-то нашептывала отцу Михаилу на ухо. Тот, выслушав ее, утвердительно кивнул головой.

— Ладно! Давай «Джонни»! — крикнул он, вылезая из-за стола.

Невеста включила магнитофон, мгновенно расчистилось место, и Запуцкий с Галей задергались в твисте. Когда он, запыхавшийся, уселся рядом с Гришей, тот не удержался, чтобы не съязвить:

— Ловко танцуете. Только я так думаю: ежели я поп, то ходить без рясы не имею права. А тем более плясать.

— Совершенно правильно, — согласился отец Михаил, — а вы знаете что? Напишите на меня жалобу нашему епископу. У нас стенгазета в епископате есть, продерут меня там с песочком, может, я и исправлюсь. Ну что, выпьем?

— Д-давай!

Они еще раз выпили. Грише уже не казалось странным и диким, что он пьет с попом. У него на душе было то, что отец Михаил назвал бы «и в человецех благоволение». Больше комсорг мало что помнил. Только пахнущую крепкими духами бороду отца Михаила да его мокрые большие губы.

И чего только не делает коварная «Столичная» с людьми! Даже с такими принципиальными, как Гриша Шепотков.

Белая туфля

У Лены приближался последний экзамен. Первым, кто почувствовал это на своей шкуре, был ее братишка, пятиклассник Генка. Для него наступили тяжелые времена. С раннего утра мама выпроваживала его из дому, и он вел цыганский образ жизни где-нибудь на реке. Зато его ненаглядная сестричка имела возможность в полной тишине и спокойствии зубрить свои биномы и извлекать квадратные корни.

И вот настало утро последнего экзамена. Чудесное утро! Ясное, солнечное. Генка встал и на цыпочках подошел к сестриной комнате. Лена была уже на ногах, бледная, осунувшаяся. Ее начищенные белые туфли стояли за дверью: мама нынче разрешила надеть их. На счастье!

Старушка соседка Марья Павловна, зашедшая по каким-то надобностям к маме, проходя мимо туфель, вынула из фартука пятикопеечную монету и, хитро подмигнув Генке, быстро всунула ее за немного отставшую стельку.

— На счастье Леночке! — шепнула она.

Когда соседка ушла, Генка, недолго думая, ленивой походкой прошелся мимо туфель, воровато оглянулся и извлек пятак из туфли. На газировку!

Из кухни выбежала мама.

— Иди, доченька, выпей кофе с твоими любимыми гренками! — обратилась она к Лене.

Проводив ее на кухню страдающими глазами, мама глубоко вздохнула, достала из кармана фартука пятачок и тоже сунула под подкладку правой туфли, прошептав: «Примета верная, все будет хорошо!»